И чего они лезут в голову, эти строчки, мешают искать свои стихи! Федя отталкивает их в сторону, в темноту, и снова сосредоточивается. А пока он сосредоточивается, те две нахальные строчки словно дразнят Карасика, снова заявляются и снова приплясывают перед Федей:
Нет, видно, от этих строчек так просто не отделаешься, лезут в голову, и все тут, а другие не придумываются. Придется отложить до следующего раза.
Маринка и бывший солдат молча стояли рядом. Лишь изредка разговаривали.
— Звезда упала! Смотрите!
— Успели загадать желание?..
— У меня нет никаких желаний, у меня все хорошо и теперь.
— Счастливая…
— Да, я счастливая! — сошасилась девушка.
Федя смотрел на крутой берег, на широкое, в ночи казавшееся бескрайним, море воды за кормой, на какой-то, словно нарисованный художником, сказочный купол темного неба, утыканный яркими звездами, и весь этот удивительный мир красоты вливался в него и распирал его маленькую душу.
И в эти минуты он увидел, как от кучи тряпья, где спали цыгане, поднялся хромой цыган и направился к ним.
— Слушай, солдат, зачем сбиваешь девчонку Ольгу и парня Родиона?.. Они же не твои дети. Они — дети хорошего человека.
Разговор получился слишком неожиданным, и поэтому Владимир Сергеевич молчал. А Карасик видел, как на борт чуть поодаль громоздко навалился рыжебородый. Две цыганки поднялись на ноги и маячили в темноте силуэтами.
Феде стало страшно. «Когда это бывший солдат успел «сбивать» Родиона и Ольгу, — подумал Карасик. — Наверно, уговаривал их не бродяжить, убеждал вернуться домой и идти в школу».
Наконец Владимир Сергеевич с усмешкой спросил:
— Ты уверен в том, что их отец — хороший человек?.. А что, если завтра посадят его за решетку?
— Не надо ругаться, солдат. Давай лучше так: ты нас не трогай, мы тебя не тронем. Может, ты думаешь, что цыган — нищий, не прокормит детей. На, гляди, солдат! — Хромой вытащил из кармана завязанный узлом носовой платок, развязал его, показывая большую пачку бумажных денег. — У тебя есть столько денег?.. А у цыгана — есть!
— Ну, ладно, поговорили…
Федя не заметил, как подошел к ним рыжебородый Циклоп.
— Нет, не поговорили, солдат… Ты скажи, чево за моей семьей следишь? Хочешь заработать? — Полифем полез в карман и нагло предупредил: — Надо прикурить тебе дать…
— Мишка! — неожиданно крикнули сверху.
Даже Циклоп растерялся от окрика. В чем-то сомневаясь, спросил:
— Это вы, Ираклий Аввакумович?
— Иди сюда! — непререкаемо грозно прозвучало с верхней палубы.
— Отложим разговорчик, солдат, — угрожающе пообещал рыжебородый.
— Когда хозяин зовет лакея, — спокойно согласился солдат, — приходится все дела откладывать.
Полифем, а за ним и Хромой ушли. Видимо, успокоившись, сели к своим узлам цыганки.
— Пойдемте спать, — предложил Федя.
— Пойдемте, — поддержала Маринка. — Какой вечер испортили…
Один Владимир Сергеевич, кажется, был по-прежнему спокоен. Он задумчиво провел рукой по Фединой голове и, словно про себя, повторил услышанное имя:
— Ираклий Аввакумович…
Уже, когда ушли с кормы, обращаясь к Феде, сказал:
— Кажется, брат, мы с тобой через одну твою знакомую роднёй стали…
Глава тринадцатая,
в которой Федя Карасик знакомится с Володей Ульяновым
Сейчас будет Ульяновск. Еще вчера солдат обещал Карасику:
— В Ульяновске сходим на берег. Никогда не был в Ульяновске?.. Ну вот…
Это было вчера. А сегодня Федя стоит в пролете, куда спускают трап во время стоянки парохода, и с нетерпением ждет, когда «Чайковский», наконец-то, приплюхает к пристани.
А он, как нарочно, замедлил ход, топчется на одном месте, ждет: белый «москвич», прижавшийся к причалу, сейчас освободит место. Федя смотрит на берег, на красивый, похожий на дворец из стекла, речной вокзал. «В Волгограде еще не построили такой», — подумал Карасик. «Чайковский» нетерпеливо торопил:
— Гу-гу-гу!.. Давай, давай, пошевеливайся, отчаливай!
Федя за время, пока плывет по Волге, научился переводить голоса пароходов на человеческий язык. Он и раньше, когда бывал на Волге с отцом или с Петриком, знал, что каждый раз пароходы, перекликаясь друг с другом, говорят разное, но что, точно Федя не знал. А теперь понимал. Это его тоже дядя Володя научил.
Если встречаются посреди Волги буксир и пароход, они кричат друг Другу:
— Приветствую, дружище! Как здоровье?.. Далеко ли путь держишь?..
— Здорово, здорово! В Астрахань плоты тащу! Тяжеловато, но, думаю, управлюсь… Ты сбавь ход, чтобы волной плоты не разбило.
— Понял, иду по правому борту! Счастливо!
Или, если на пути встречается лодка рыбаков:
— Эге-гей! Осторожней! Раздавить могу!
А когда «Чайковский» подходит к пристани, он радостно сообщает:
— Здравствуй, Вольск, я снова к тебе вернулся! Соскучился по тебе невероятно!
А когда отходит от причала, деловито покрикивает:
— Эй, кто там ротозейничает! Отхожу от пристани! Не опоздайте!
В тумане возле Саратова стояли, он предупреждал:
— Не налетите на меня, я здесь стою!
Вот как разговаривают пароходы.