Но все-таки Федя помнит Выезд, потому что это его родина, в Выезде он родился. Он помнит два ряда домов, взбирающихся на горку, улицу, по которой возле домов, тоже в горку, идут два ряда великанов тополей. Тополя эти с широченными стволами, в три, а то в четыре его — Фединых — мальчишеских обхвата, а в кроне их можно лазить, как в джунглях. Кроны тополей начинаются на уровне крыш. Даже солнце не пробивается сквозь их листву. Издали самой деревни и не видно за деревьями, просто стоит в поле зеленый островок на выезде в гору. Потому и деревня называется Выезд.
На улице зеленая трава, тропки от дома к дому люди не успевают протаптывать, так густо зарастают они травой. А на задах, сразу за дворами — фруктовые сады! Не те садики в десять деревьев, что высаживают в Заволжье хуторяне, а сады-леса! Чего только нет в этих садах! В саду у бабушки, например, и сливы — они растут за сараем прямо над крышей, черные, продолговатые, чуть покрытые сизой дымчатой влагой, — и малина — розовые, ароматные ягоды на колючих кустах, вокруг которых всегда вьются осы — так вкусны ягоды. А рядом с огородными грядками — кусты крыжовника, яблони, заросли вишни. Словно избушка Бабы-Яги, в зарослях садовых деревьев притаилось небольшое бревенчатое сооружение бани.
Еще дальше, уже за садом, огороженный пряслом большой огород. Раньше, когда был жив дед Василий, неразговорчивый, а потому казавшийся Феде сердитым, сажали на огороде картошку. Слева, к прогону, стоял сарай, в котором хранились тарантас, сани, уже без дела, просто, как музейные реликвии прошлого.
Как-то, лазая в сарае, Федя забрался на чердачное перекрытие и там увидел два новеньких, из сосновых досок гроба. И крышки рядом стояли. Это дед приготовил себе и бабушке. Федя с тех пор еще больше стал побаиваться деда, он не очень понимал, как это можно самому себе заранее готовить гроб.
У деда Василия окладистая пышная борода лопатой и пышные усы. Они придавали ему лихой молодцеватый вид, а один глаз — другой у него после болезни вытек — всегда смотрел по-петушиному… Теперь деда Василия нет, помер.
Еще помнит Федя, что в самом конце поля — овин, этакая соломенная крыша на четырех столбах. Под этой крышей стоит молотилка, тоже как музейный экспонат.
В овине можно было, найти и серпы, зубчатые, острые месяцы с деревянной ручкой, те самые серпы, которые Федя видел на медных и серебряных монетах, а в праздник Первого мая — на знамени, что несли во главе школьной колонны. Федина мама рассказывала, что этими серпами она с тетей Маней-маленькой и с тетей Маней- большой жала после войны пшеницу. Мама рассказала Феде и про то, почему так зовут Фединых теток. Оказывается, сначала была тетя Маня-большая. Она была еще маленькая и сильно болела. Думали, что умрет. А потому, когда еще народилась сестренка у мамы, ее назвали тоже Маней. Но старшая взяла, да и не умерла, стала жить. Так и получилось, что в одной семье стало две Мани. Чтобы не путать их, одну стали называть Маня-болыпая, другую — Маня-маленькая.
Вообще-то Феде и в Песчанке хорошо — Волга близко, озера в займище, купайся хоть все лето или рыбу лови. Федя плавает по- всякому: и на боку, и на спине. Воложку туда и обратно переплывает свободно, а ведь это все шестьсот-восемьсот метров!
Воложка — рукав Волги, на котором стоит поселок Песчанка. Летом рукав пересыхает у входа и выхода в Волгу, а весной, в разлив к майскому празднику, по воложке в районный центр Песчанку проходят с Волги буксиры с баржами, катера и даже большие пассажирские пароходы.
Конечно, на новом месте, куда привез отец свою семью, нет садов, за Песчанкой начинается открытая, ровная степь. И лесов нет. Летом на поселок опускается такой зной, что по пыльным песчаным улицам босиком ходить нельзя — так нагревает солнце землю. И травы на улицах нет совсем, земля голая, потому что мало дождей. Но зато в конце лета на бахчах в степи вырастают такие сладкие арбузы, дыни! В Выезде никогда не видывали таких! Особенно те, что полосатые, как в тельняшках, мелитопольские. Кончик ножа воткнешь — арбуз сам раскалывается пополам: на, ешь меня, вон я какой красный да сладкий, да прохладный!
Нет, в Выезде арбузов не увидишь!.. Но и там, конечно, много интересного. В лес можно пойти. Леса прямо сразу за деревней. А в них и грибы, и земляника на полянках, и орехов можно набрать полную пазуху. Как-то, Федя это хорошо помнит, ходил он с отцом и матерью далеко, километров за семь, за голубикой. Много нарвали тогда ягод! Правда, Федю донимали комары, и он, в конце концов, стал реветь, по тогда ему всего-то было лет пять-шесть.
Еще нравится Феде в Выезде, когда гремит гром и идет дождь. И жутковато от грохота грома, сверканья молний, и тревожно и в то же время очень интересно смотреть, как ливень обрушивается на деревья, на траву. «Как из ведра» — говорят о таком дожде. И он на самом деле — как если бы из ведра лили откуда-то сверху. Только ведро, наверное, огромное. Можно выбежать из сеней на мокрую прохладную траву, в лужу на траве и топать босиком по шелковистой бархатной зелени.