Путешествие Гнева

— Самые лучшие почтари на всем просторе Небесных океанов, — улыбнувшись, промурлыкал проводник.

— Как их называют?

— Латосас, — охотно ответил островитянин. — Они живут высоко в горах и чтобы отловить одного из них, охотники порой тратят целую луну.

— Луну? — не понял я.

— Лунный цикл, — буркнул рулевой.

— Все верно, — согласился проводник. — Мы считаем их добрыми вестниками покровителя, поэтому позволяем им совершить всего один полет, а потом отпускаем. Иначе можно разозлить Калуку. А разозлить Калуку означает смерть.

— Неужели эти птахи такие умные, что сами находят адресат? — поразился рулевой.

— Вестники покровителя не могу быть глупыми, — осторожно ответил проводник, и с опаской посмотрел по сторонам, словно нас могли подслушивать. — Но для того, чтобы выполнить поручение, все-таки необходимы определенные навыки.

— И как же вы им втолковываете, куда надобно отправить послание? — не унимался Пирс.

— Именно втолковываем, — на лице проводника застыла загадочная улыбка.

— То есть?

— Мы с ними говорим. Я же вам объясняю — они очень умные птицы.

— И они понимают?

Островитянин выдержал паузу, его улыбка поменялась на сдержанную и он произнес:

— Следуйте за мной, господа, и вы сами все увидите.

Следующий зал был чуть меньше предыдущего, и походил на ученический класс, завешенный всевозможными картами, черными досками и массивными полками с книгами и только вместо привычных парт вдоль стен тянулись жердочки. Вся комната разделялась на ровные участки. Мой бывший учитель Босвел назвал бы их — квадратурином.

Проводник повернулся к нам лицом и, приставив указательный палец ко рту, попросил вести себя тише. В комнате шел урок.

Почти на цыпочках мы приблизились к одному из учителей: тощий кривоносый островитянин, приспустив очки на самый кончик переносицы, громко размахивал руками и что-то курлыкал, будто настоящая птица. Я обратил внимание на сложную схему, нарисованную на доске. Мел кое-где стерся, из-за чего общая картина походила на неразборчивую мазню разбаловавшихся школяров.

Учитель продолжил свои странные манипуляции и, судя по его надрывному голосу и отчаянным взмахам, он почти выбивался из сил. В отличие от него, птицы, сидевшие на своих ученических местах, вели себя довольно смирно. Вылупившись на островитянина, они лишь изредка издавали довольное кряканье, видимо, подтверждая тем самым, что прекрасно понимают, о чем идет речь.

— Как продвигаются дела, мастер Лоп-ло-Вега? — поинтересовался проводник.

Учитель отвлекся, растеряно оглядел нас с ног до головы, и тщательно вытерев выступивший на лбу пот, изрек:

— Данные великие особи весьма сообразительны. Треть морского пути я уже объяснил, осталось еще тридцать миль сушей, горный перевал — и они с легкостью доберутся до адресата. — В конце он издал некий свист и радостный гогот, сравнимый с гусиным кряканьем.

— Тогда не будем вам мешать, мастер.

На этот раз проводник поклонился еще ниже — чуть ли не до самого пола. Повернулся к нам и указал на массивную дверь в конце зала.

— И как долго они шныряют туда-сюда? — явно утомившись долгим экскурсом, спросил рулевой, не забыв при этом сладко зевнуть.

— Я же говорил: всего один раз, — пропел в ответ островитянин.

— Как один? В чем же тогда соль — так долго и упорно вдалбливать в их крохотные головки маршрут?!

Проводник остановился и уставился на нас так, словно мы несмышленые ребятишки.

— Поймите, — с должным терпением пояснил он, — латосас просто оказывают нам услугу. Мы взываем к могущественному покровителю, тот, в свою очередь, откликается на наши молитвы и дарует нам возможность прибегнуть к помощи его пернатых слуг. Но если мы задержим их больше, чем нужно — Калуку может разгневаться. Поэтому только один раз в своей жизни латосас несут письмо в далекие страны, и если того требуют условия сделки, возвращаются обратно. В знак признательности они получают от нас серебряное кольцо, и мы обязуемся никогда больше не просить их о новой просьбе…

— По-моему, он слегка того, — не дослушав проводника до конца, шепнул мне Пирс.

Я не мог с ним не согласиться.

На материке никогда с таким трепетом не относились к птицам. Конечно, их не истребляли почем зря, но и не ставили в один ряд с великим Икаром. Хотя, по слухам, некоторые механикусы пытаясь выведать у пернатых секрет свободного полета, усыновляли целые стаи голубей, изучая их особенности. На подобные чудачества все смотрели сквозь пальцы — среди представителей Цеха Изобретателей мало кого можно было назвать нормальным.

Следующий этаж башни растворился в полумраке тусклого света. Сотни свечей будто прорастали сквозь деревянные столешницы огромных рабочих мест, где трудились повторятели. Со всей скрупулезностью они копировали строчки из оригинального письма на свежий лист бумаги. Букву за буквой, слово за словом.

Щурясь, они внимательно изучали все завитушки, наклоны и угловатости почерка. Взмах — и письмо получало великолепную копию, а иногда две, три — столько, сколько прикажет хозяин Башни на краю.