Путешествие Гнева

Сложный механизм работал как часы и не останавливался ни на минуту. Когда один из повторятелей уставал, он поднимал руку и на его место вставал новый. Письма ложились на поднос ровными стопками: оригинал — слева, копия — справа.

— Зачем они это делают? — устало спросил рулевой.

— На случай, если послание не сможет достигнуть адресата, — без особого интереса ответил проводник.

— Хотите сказать, что птицы не всегда добираются до цели? — вопрос сам сорвался с моих губ.

— Это довольно частое явление, — кивнул островитянин и, уставившись на наши удивленные лица, поспешил продолжить: — Понимаете, жизнь латосас коротка. В лучшем случае — это один небесный оборот. Но зачастую они сгорают гораздо чаще.

— Вы хотели сказать: умирают?

— Нет, — нахмурившись, проводник явно обиделся моей смелой догадке. — Слуги покровителя — бессмертны. Закончив свой короткий земной век, они вспыхивают в буквальном смысле этого слова. И тогда пепел тех грехов, что латосас забрали у нас, превращается в прах, а очищающий дым их душ возносится ввысь.

Закончив говорить, он заметно погрустнел и не произнес больше ни слова. Но на меня его рассказ произвел должное впечатление. Здесь, в мире, лишенном машинерий, любая работа выполнялась с таким усердием, что 'Пышка' виртуоза Босвела и другие изобретения показались мне сущей бессмысленностью.

И в ту же минуту мне стало жалко этих голосящих крох.

— Одного не могу взять в толк, — уперев руки в бока, фыркнул Пирс. — Какого руйя здесь забыл наш капитан?!

— О, уважаемый летный напрасно волнуется, — замахал руками проводник. — Ваш капитан для нас лучший клиент за всю историю башни.

Только новость отнюдь не успокоила рулевого, а, напротив, заставила нахмуриться.

— Вы, видно, тронулись головой! Чтобы капитан строчил послания, словно слезливая дуреха… Да еще платил за это деньги… Не поверю ни за что на свете.

— И все же придется, — без тени сомнения заявил проводник. — Прошу за мной. Сейчас вы сами все увидите.

***

Бескрайний океан хлестал соленым кнутом прибрежные скалы, шипя и плюясь от злости. Он гнал свое нескончаемое воинство на отчаянный приступ серой твердыни волну за волной. И, не в силах победить неуступчивого противника, лишь сглаживал его острые грани. Только в узком глазке подзорной трубы не было видно и десятой части всей этой прелести, поскольку взор смотрящего вдаль капитана был направлен в небеса. Он ждал последнего — девятнадцатого по счету посланника.

— Тэр, — нерешительно произнес Пирс.

Райдер поднял левую руку, замер. Труба медленно опустилась вниз, и на нас нацелился отрешенный взгляд человека, лишенного последней, самой призрачной надежды.

— Я привел ваших гостей, — совершил привычный ритуал приветствия проводник.

— Благодарю Бао-Лога.

— У вас будут какие-нибудь распоряжения?

— Не сейчас.

Островитянин все понял с полуслова и уже через секунду бесшумно исчез за массивной дверью.

— Капитан, ваше распоряжение исполнено, — по-военному отчеканил рулевой.

Я облегченно выдохнул. В обществе капитана я чувствовал себя намного спокойней, нежели под неусыпным оком Пирса.

— Благодарю. Я знал, на тебя можно положиться, — устало произнес Райдер и обессиленно повалился в глубокое кресло.

Еще никогда я не видел капитана таким беспомощным.

— Рад стараться! — Заметив слабость одноногого, рулевой не спешил предлагать свою помощь.

Даже в свободных землях существовали незыблемые правила поведения в присутствии благородного тэра. Именно они запрещали воздушным странникам оказывать своему капитану излишнюю заботу. Поскольку бессилие летунов начиналось с бессилия их лидера, и главной задачей каждого члена корабля — не выносить это самое бессилие на всеобщее обозрение.

Безусловно, я тоже знал данный постулат и поступил так, как подобало поступить настоящему летуну. Опустив взор, я дождался, пока капитан немного придет в себя и продолжит разговор.

— Сти, присядь рядом, — Райдер указал на соседний с ним стул. — А ты, Пирс, возвращайся-ка на "Купер" и проследи, чтобы всем дали двойную порцию похлебки. Завтра мы отчаливаем.

Приставив к виску два пальца, рулевой отдал честь и направился к выходу. Всего на секунду он задержался у дверей. Сдвинул брови, немного подумал и, проглотив горькую пилюлю обиды, вышел вон. Только ни я, ни капитан не придали этому значения.

Пирс был старым летуном и умел хорошо служить, а стало быть и хорошо подчиняться, — и капитан ценил его за столь нужное качество, никогда не переходя тонкой грани, возникавшей между командиром и подчиненным. И никакой юный летун, стоявший на много ступеней ниже Пирса, не должен был нарушать этой четкой границы. Но вышло все иначе. В одно мгновение между Пирсом и Райдером возник 'след черной кошки', как говаривали в таких случаях. Одной короткой фразой капитан умудрился посеять в душе рулевого ядовитый росток обиды.