Путешествие идиота

Потом я снова лег, но спать уже не хотелось. Какое-то все вокруг другое стало, будто вижу впервые. Но это же мой дом! Вот ночник. Это кровать. Вот картина на стене — лес под дождем. Жалюзи на окнах. Ночь, поэтому они опущены. Вот ковер. Он пушистый. По нему так здорово ходить босиком. Сам не пойму — чего это я? Встаю и шагаю по ковру. Ногам невыразимо приятно. Словно тебе кто-то пятки ласково щекочет. И слышно все вокруг стало — просто до самых мелочей. Вот бабочка ночная в окно с другой стороны бьется. Глупая. Деревья за домом листьями шелестят. Видимо, ветерок поднялся. Вот кто-то прошагал по улице. Торопится, наверное, — каблуки так и стучат. Машина проехала. Вода журчит едва-едва, это на кухне стеклянный ящик моет посуду после ужина. Я это видел сто раз. И слышал. И все равно — здорово вот так стоять в полутьме и смотреть. И слушать. Чувствовать, как бьется сердце. И как воздух в меня входит. И еще — мне есть больше не хочется. Совсем. Наверное, это я выздоровел. От этой мысли становится хорошо — не надо будет ничего рассказывать Генри. И меня не увезут на машине в больницу, где доктора. И не нужно будет нюхать невкусно пахнущий воздух и пить горькую воду из маленьких стаканчиков. Просто замечательно!

Как есть, босиком, я выхожу на крыльцо. Легкий ветерок едва шевелит траву. Воздух такой свежий, что его можно пить. Я стою, задрав голову, смотрю на звезды, и не могу надышаться. Так легко мне никогда не было. Внезапно приходит мысль: а может, это то, о чем мне Генри толковал? Я начинаю поправляться? Ведь когда — то это должно случиться? Или нет? Чем я хуже других? Я тоже хочу ходить, где нравится. Как все. И есть мороженое. И чтобы меня обнимали красивые женщины и улыбались мне так загадочно-маняще. И когда я так представляю, внутри что-то сладко-сладко щемит, и мне становится немного тревожно. Но я совсем не боюсь. Я ведь мужчина. Так Сергей сказал. А мужчина не должен бояться. Это я так для себя решил. Или мне подсказал кто? Странное чувство, будто за мной наблюдают. Но вокруг никого, даже птиц нет. Потому что ночь. Ночью все спят.

Я спускаюсь с крыльца и иду по мокрой от росы траве. Ногам становится зябко, травинки покалывают пальцы. Все равно здорово. Вот место за домом, откуда я гляжу на закат. Сейчас никакого заката нет, только звезды. Когда я на них смотрю долго-долго, голова начинает кружиться и кажется, будто звезды мне подмигивают и меняются местами. А если головой покачать — целые созвездия начинают кружиться в хороводе. И почему я раньше на звезды не смотрел? И тут же отвечаю себе: потому что спал. Ночью надо спать, так говорит Генри.

Какая-то мысль не дает покоя. Ага, вот она! Откуда Генри узнает, что я не спал? Ведь его тут нет. Совсем расхрабрившись, думаю, — а что случится, если Генри узнает? Что он мне сделает? И вообще, почему я все время помню только то, о чем он мне говорит? Ведь я даже не знаю кто он! Не знаю где живет, чем занимается, когда не со мной. Он просто мне улыбается и произносит всякие глупые слова. И все запрещает. И выходить ночью во двор — тоже. А ведь ночью, оказывается, так здорово! Значит, не все, что говорит Генри, правильно?

Мысль эта совсем уж дерзкая. И неожиданная. Я чувствую, что мне надо передохнуть. Я не привык так много думать. Я щупаю шершавую стену своего дома. Она теплая. Я тоже ощущаю тепло — это мой дом. Я думаю о нем хорошо. Мне нравится мой дом. В нем так здорово сидеть, когда идет дождь, и смотреть в окно. Холодная вода падает с неба, сбивает листья и пригибает траву, а я сижу в тепле, прижавшись носом к запотевшему стеклу, и мне сухо и уютно.

А вот забор, он побелен мелом. Это его я лизал несколько дней назад. Глупость какая. Зачем это мне понадобилось? Наверное, это оттого, что я не такой как все. Разве нормальный человек станет забор облизывать? И вдруг я понимаю, что помню это. Я ведь никогда ничего не запоминаю. Разве что совсем чуть-чуть. И про случай этот с забором тоже сразу забыл. И вдруг вспомнил.

И тут же как плотину прорвало: кто-то запускает холодные руки мне в голову и карусель из цветных картинок вертится у меня перед глазами. Вот я покупаю мороженое. А вот мясо. Оно зовется «ветчина». И продавец — его зовут Олодумаре, и вовсе его имя нетрудное, возвращает мне мой брелок. Мой «жетон». Точно, жетон! И музыка, что Сергей в машине слушал — я ведь совсем забыл про нее, а тут вдруг я снова могу ее слышать, да так четко, словно она у меня дома играет. Кажется, я могу различить голос каждого инструмента. Даже имя певицы помню. Дженис Джоплин! А вот злой мужчина с толстой шеей, которому мало дороги. Он назвал меня придурком, но я все помню! Все!