Путешествие Иранон (СИ)

Пережевывая очередную картофелину, я покивала в ответ.

— Вот-вот, я же говорю. У меня дочка такого же возраста, ни единой дельной мысли в голове, как и у матери до сих пор, но не суть. Поди, до сих пор думаешь, что этот засранец Аластор тебе добрую услугу оказал. Ха! Да как бы не так. Ты же видела Жреца, первым же тебе из всей компании встретился, неужели ни екнуло ничего? Не пришла мысль о том, что с такими святыми на Ориаб лучше не соваться?

Я покачала головой, уже чувствуя вину за свою глупость, но вкус ужина пока не позволил мне раскаяться в полной мере.

— Вот-вот, и я о том же. Наивная простота, тебе еще аукнется твоя глупость, и дай боги, до тебя хоть что-то дойдет и в голове отложиться.

Возмущенно сведя брови, я посмотрела на Мартина, стараясь вложить в этот жест всё свое негодование, но он даже глазом не повел.

— Слушай сюда, в Ориабе старайся держаться близ воды, а точнее у самого моря, чем ближе, тем лучше, хоть вообще на корабле оставайся, он все равно до окончания праздника никуда не уйдет. Но самое главное, ни за что на свете не ходи в горы, даже если тебя будет зазывать кто-то из старожилов, не иди туда, там живут такие, как Жрец, нелюди и твари, они не принадлежат нашему миру, если увидишь их, беги, спасайся, прячься, что угодно, лишь бы они не заметили тебя.

С трудом проглотив кусок мяса, застрявший в горле, я с удивлением замерла, пока Мартин жестом не велел мне продолжить.

— Это самое главное правило, никаких гор, уяснила? Чудно. Теперь второе по важности: никаких кувшинов. Ты слушаешь? Ну-ка кивни, ага, запомни это, их будет попадаться много, очень много, на каждом шагу, — он наклонился ближе ко мне, поставив локти на стол. — Ни за что на свете, ни при каких обстоятельствах не проверяй, что лежит в них. Особенно, если кувшин тебе кажется подозрительным. Уяснила?

Дожевав последнюю ложку картошки, я отставила тарелку, с готовностью покивав.

— Д-да.

— Хорошо. Последнее правило: не выходи из дома ночью. Оно самое простое в исполнении и легче всего запомнится, если ты хоть раз выглянешь в окно ближе к полуночи. Уверен, увиденное достаточно информативно отвадит тебя от прогулок.

— А что там?

— Жители, обычные жители Ориаба, работающие с заката до рассвета в полях.

Мартин поднялся на ноги и, подхватив тарелку, развернулся к выходу. Чувствуя себя безумно неловко, я натянула рукава кофты на ладони, стараясь подобрать слова.

— Спасибо большое.

— Пожалуйста. Сиди тут и не показывайся лишний раз, пока на море шторм. Пикнуть не успеешь, как кто-то из моряков случайно с ног собьет или сама вылетишь за борт.

— Я поняла.

Дверь каюты звучно хлопнула за спиной Мартина, но стоило мне выдохнуть, как недовольный голос мужчины раздался в коридоре:

— И на щеколду запрись, дуреха, сидит с дверью нараспашку, приходи, кто хочет!

Подскочив как на пожар, я в мгновение ока добежала до выхода и трясущейся рукой сдвинула щеколду в паз. В моей маленькой комнатушке стало тут же спокойней и не так страшно, хотя стены заметно давили, не давая полностью расслабиться.

И как ты проворонила замок?

Не знаю, совсем не заметила его.

Оправив куртку и сняв шапку с головы, я вернулась к кровати в надежде немного отдохнуть и проспать весь шторм, но уже через половину часа захотела попить. Соленый морской воздух пропитал корабль, забрался в каждую его щель, в каждую комнату и каждый перевозимый ящик. Соль оседала незримым налетом на мебели, одежде и губах. Сон не шел, из-за качки казалось, что кружится голова, что съеденная еда была зря, а скрип досок то и дело соревновался в громкости с руганью матросов.

Сейчас бы спрятаться в домике, завернуться в плащ Вильгельма и проспать вообще весь путь до Ориаба, лишь изредка выглядывая из убежища за запасом сухофруктов под кроватью. Так и вижу, ясное солнце, бьющее в окна, крик чаек, сладость сушеных яблок и тяжесть «одеяла». Прикосновение меха на вороте если закрыть глаза, зажмуриться и вдохнуть поглубже, покажется отголоском прошлого, полузабытым и призрачным, напоминающим аромат теплой каши, снега, хвои и конечно оборотней. Тепло Вилла и его сильные руки.

Я совсем скоро вернусь, правда-правда, и больше не уйду.

Подтянув к себе край тонкого шерстяного одеяла, я всхлипнула, сдерживая слезы. Не хотелось думать, как надолго разлучила нас моя поездка и насколько неудачной она была, но тоска давила на грудь свинцовым покрывалом, стискивала горло и сжимала в своих объятиях сердце.

Мартин правду сказал, дуреха, глупая и наивная. Ничему меня жизнь не учит. Надо было остаться с самого начала в Тирио и держаться за Вилла как за свою спасительную ниточку.

В дверь поскреблись, подняв голову, я проследила, как Деми черным дымом просочился в щели и снова принял облик собаки в середине комнаты. Недовольно фыркнув, он бесцеремонно забрался в постель и разлегся, прижав меня к самой стене.

— Прости, стоило сразу забрать тебя.