Как видим, и вера иудейская сама по себе мало что значила. Тем более, что 70 лет Советский Союз вообще обходился без такого понятия, как вера. Тем не менее, неприязненное отношение к евреям сохранилось.
А может, неприязнь вызвана какими-либо чертами характера, которые есть только у евреев? Может, они лукавы, хитры, способны на обман? Иными словами – люди, с которыми невозможно жить и иметь дело.
Во-первых, каждый из нас знает из личного опыта, что это не так, а во-вторых, исследователи, специально изучавшие идею о том, что евреи в сути своей мошенники и нечестные торговцы, пришли к интересному выводу. Оказывается, по мнению русских и украинцев, по части жульничества евреям не удалось занять первого места. Его занимают греки. На серебряные медали евреи тоже не потянули — здесь их опередили армяне. В наше время мы греков видим не очень много. (В Москве был один, и того мэром избрали.) Что касается армян, действительно иногда говорят: «Там, где прошел армянин, еврею больше делать нечего».
Но на греков и армян в России никогда гонений не было, никто в правах их не ограничивал. Следовательно, и эта версия не та.
Возможно, дело в другом. Ведь все остальные нации входили в Россию, образно говоря, вертикально. Они входили сразу во все слои общества. Наиболее характерны в этом отношении немцы. В Россию въехали немцы-крестьяне, немцы-ремесленники, немцы-купцы, немцы-чиновники (ученые, врачи), немцы-офицеры и немцы-князья, высшая аристократия. Вертикали могли быть и неполными. Греки — рыбаки, крестьяне, купцы. Сербы – крестьяне и солдаты.
А евреи, практически не распадаясь по классам и сословиям, входили в Россию горизонтально – в узкую прослойку купцов и оттуда в прослойку людей, так или иначе кормящихся из бюджета, – врачей, ученых, журналистов, чиновников. В другие слои общества – в крестьян, в рабочих или армейскую среду они распространялись очень мало, и до сего времени это те сферы человеческой деятельности, где евреев нечасто встретишь даже в тех местах, где их очень много.
Так, может, Петру нужны были не те, кто торгует, а те, кто работает и служит, и поэтому он настроен был против евреев? Ну мы же знаем, что это не так. Петру нужны были все, и тем не менее евреев он в Россию пускать не хотел.
Получается какой-то бред: люди как люди, всем хороши; если есть недостатки, то не хуже, чем у других; религия терпима; бытовые обычаи не вызывают ни у кого раздражения, и вдруг неприязнь к ним всех остальных народов. Тут нечего скрывать – может быть, в первую очередь неприязнь русских. Которые без труда терпят всех.
Автору сложно сказать, были ли официальные ограничения для евреев Советском Союзе до пятидесятых годов, похоже, что нет. Но в 70-80-х годах ограничения были, и автор знает об этом достоверно.
Дело в том, что автор родился, вырос и закончил институт в Днепропетровске, городе, где до войны числилось 36 процентов евреев. Естественно, он имел друзей и приятелей – евреев, судьба которых ему была небезразлична.
Автор окончил институт довольно успешно, три человека из потока в сто студентов-металлургов имели красные дипломы. Автор был вторым. Первым оказался его друг – еврей, он вообще за пять курсов не имел ни одной четверки. Третьим, кстати, тоже был еврей, звали его Цезарь Кацман.
Автора всегда удивляла статистика СССР, которая точно знала, сколько в стране евреев. Когда Цезарь перевелся в группу автора из Минска, он в анкетах написал: «белорус». Это позволило автору подначить другого своего знакомого, тоже Кацмана. «Слушай, Владик, к нам поступил студент, твой однофамилец, но белорус». – «Что делать, – по философски вздохнул Владик, – среди нас, евреев, это часто случается». Правда, на следующем курсе Цезарь уже везде писал, что он еврей.
С круглым отличником автор был достаточно дружен, был период, когда они делились многими интимными вещами, и автор запомнил, как в один из таких разговоров его друга неожиданно прорвало: «Ты знаешь, Юра, я убежденный коммунист и уверен: все, что делается в СССР, – правильно, но я бы уехал в Израиль только из-за одного – чтобы моих детей никто не называл жидами».
К моменту распределения выпускников обоих евреев должны были забрать в армию, и автор в отсутствие первого на курсе распределялся первым сам. Полагалось так. Комиссия по распределению обязана объявить, на какие заводы и в какие институты требуются молодые специалисты. Далее, по мере убывания среднего балла оценок, полученных за годы учебы, выпускники должны были выбрать себе место будущей работы. Автора место будущей работы не волновало. Кафедра решила оставить его у себя, и научный руководитель посоветовал взять любое, самое плохое место – после защиты диплома кафедра бралась открепить автора и устроить у себя.