К удивлению автора да и всех выпускников, никто не объявлял, какие есть места для работы. Их по одному приглашали на комиссию, и там декан называл то место, которое считал нужным. Автор шел на комиссию первым и, в общем, не очень удивился, когда ему предложили одно место в Грузии, а другое – в Сибири. Грузия славилась тем, что в ней без взяток шагу нельзя ступить, поэтому автор выбрал Сибирь. Но как комсорг курса, он был еще и членом комиссии, поэтому присутствовал на распределении всех выпускников. Престижными или выгодными считались места в Днепропетровске или в пределах Украины. И автор был свидетелем, как декан спокойно отклонял просьбу оставить в Днепропетровске студента с лучшим баллом, а потом так же спокойно предлагал место в Днепропетровске студенту с гораздо худшим баллом. Так или иначе, но автора подобное распределение сильно возмутило. Когда студенты поняли, что случилось, среди них также нашлось много возмущенных. (Часть, по понятным причинам, не возмущалась.)
Автор написал о случившемся заявление в партком института, подписал его и предложил подписать всем возмущавшимся. Это был хороший урок! Никто не подписал! Когда автор зарегистрировал заявление в секретариате парткома, на бумаге по-прежнему была только его подпись.
Но злость проходила, да и получалось, что не за кого бороться – ведь автор хлопотал в пользу тех, кто даже в самом правом деле боялся открыто выступить. Партком тоже не знал, что с бумагой делать. Разобрать по существу нельзя – надо наказывать начальство и менять распределение, а тут уж очень многие влиятельные лица города заинтересованы. Обвинить в чем-то автора нельзя, просто не в чем. Партком намекнул — нужно бумажку-то забрать обратно. Но, видимо, автор действительно украинец, а хохлам, как известно, свойственно упрямство. Поэтому он заявление не забрал, что позволило, в свою очередь, Владику Кацману подначить автора: «Э, да ты, мой друг, или Юро Бруно, или Джордано Мухин». Эта кличка автора -Джордано Мухин – некоторое время была популярна.
Научный руководитель автора был крайне недоволен его безрассудством. Но придумал следующий план. Дело в том, что направление на работу, которое получал молодой специалист, не имело обязательной силы, нельзя было молодого специалиста с милицией привезти к месту назначения. Направление на то место работы, куда специалист распределен, давало ряд оговоренных законом льгот, и только. Но молодого специалиста по закону без направления никто другой не имел права принимать на работу, и если его где-либо принимали, то прокурор мог потребовать увольнения, хотя автору никогда не приходилось слышать о подобном. И научный руководитель предложил ему устроиться в Днепропетровске в очень большой проектный институт «Гипромез», который днепропетровчане называли иногда «Синагога».
Отдел кадров принял документы без вопросов, предложил написать заявление и завизировать у начальника отдела, где автору предстояло работать. Начальник отдела подписал заявление с удовольствием. Как-никак, автор был потенциально ценный работник, даже невзирая на красный диплом, одно то, что он не женщина, значило много. (Правда, это может понять только тот, у кого было в подчинении много женщин.) Кроме того – у автора было жилье в Днепропетровске.
Но когда на следующий день он зашел в отдел кадров, чтобы получить обходной лист, ему вернули документы. Автор поднялся в отдел и сообщил о случившемся будущему начальнику. Тот вывел автора в коридор и прямо спросил: «Ты случайно не еврей?» – «Случайно нет», – ответил автор. «Тогда я ничего не понял», – сказал начальник и пошел к директору института. Вернулся, не глядя, сунул в руки автора его диплом и сказал: «В твоем институте тебе дали крайне хреновую характеристику. Я не смог уговорить директора». Так автор понял, что быть евреем – это равнозначно крайне хреновой характеристике.
Автор уехал в Сибирь и никогда за прошедшие 20 лет не пожалел об этом. Но с друзьями переписывался и еще долгие годы встречался. Цезарь вернулся из армии и не смог найти в Днепропетровске работу по специальности, хотя он имел квартиру, жену (украинку) и маленькую черноглазую курчавую дочку. Взял жену, ребенка, поехал в Москву, получил как демобилизованный офицер направление в Челябинск, там трудился рабочим, потом перешел в исследовательский институт, получил квартиру, защитил кандидатскую и... все-таки уехал в Израиль.
Друг-отличник точно так же не нашел работы в Днепропетровске, но приткнулся на машиностроительном заводе на маленькой инженерной должностишке, на оклад, который был столь мал, что его родители-пенсионеры доплачивали ему из пенсии 50 рублей, чтобы его доход сравнялся с доходом жены и ему было не так обидно. Автору тоже было за него обидно, все-таки лучший из ста человек выпуска. И он попытался кое-что сделать, но об этом несколько позже.
А пока данные примеры должны подтвердить, что ни революция, ни интернационализм коммунистов не сняли ограничений для евреев полностью. Они были. Была и остается неприязнь к ним русских.