Путешествие из демократии в дерьмократию и дорога обратно

Русские крестьяне никогда не жили отдельно друг от друга, а вернее сказать, много сот лет жили вместе, общинами, и именно эти общины они называли «мир». Не зная правил «мира», основополагающих его принципов, бессмысленно говорить о русских. Ибо все мы оттуда – из общины, из мира.

Почему «среднестатистический» западный человек в случае, если ему надо переехать с квартиры на квартиру, наймет за деньги машину и грузчиков, которые перевезут пожитки его? И почему 99 процентов русских, если им надо сделать то же, пригласят приятелей, для которых купят водки и закуски на сумму, превышающую ту, что они заплатили бы грузчикам, и после переезда устроят с приятелями попойку?

Почему самой стабильной валютой России остается бутылка водки, причем выпиваемая зачастую совместно? Потому что русские пьяницы? Но ведь не пьют же они больше, чем, скажем, французы.

Формально русский мир, русская община была убита в, пожалуй, столетней борьбе с бюрократией, но дух ее живет в нас. Он пока неистребим, и его нельзя не учитывать.

Каковы с точки зрения демократического правления основные особенности русской общины? Чтобы понять это, нужно ясно представить то, что есть сейчас, и то, что было.

Сейчас законодатели регламентируют мельчайшие подробности нашей внутренней жизни, причем делают это одинаково (единообразно) для всего населения страны и еще гордятся этим.

Председатель Верховного Совета СССР А.И.Лукьянов с гордостью сообщил, что Съезд народных депутатов СССР за два года принял более 200 законодательных актов, а Председатель Верховного Совета РФ Р.И.Хасбулатов хвастался, что российский съезд за два года принял 700 таких актов! А сколько еще напринимают?

В этих актах регламентируется все, что бюрократия может только придумать: какую армию иметь, сколько ей платить, сколько налогов собирать, сколько денег давать учителям, сколько гражданам страны работать, сколько врачей иметь, как продавать и покупать – и прочее, прочее. Со всех сторон несется крик, что у нас власть народная, но народ не имеет к ней никакого отношения, так как команды – всему населению сразу – дает единая бюрократия из одного центра. Народ в законах и указах, как в тисках. Но бюрократии – раздолье.

Свободолюбивый русский народ прежде этого не терпел и, объединенный в общины, очень долго оказывал сопротивление подобному бюрократическому безумию.

Схема управления в России изначально строилась таким образом. Царь – и законодатель, и исполнитель – командовал, казалось бы, безраздельно всей Россией. Внешне это выглядит так, но мало кто обращает внимание, что с точки зрения подданных, с позиции народа, он командовал в очень узких областях общественной жизни. Крестьянам с его указами, с командами центра сталкиваться приходилось очень редко.

Сначала царь занимался только внешней защитой, для чего и обязывал народ поступать по его царской воле, а не так, как тот считает нужным, в трех случаях: при выплате податей; при отработке урочного времени на дружинника, а впоследствии – дворянина; при поставке рекрута в русскую армию. Стоит упомянуть еще уголовное право – царь с помощью утверждаемых им законов преследовал уголовных преступников на всей территории России, но если крестьянин не преступал закон, то его это прямо не касалось. Впоследствии цари стали обращать внимание на промышленность, науку, интеллектуальную защиту народа – строили и содержали университеты, поощряли искусства и т.д. Но и это касалось крестьянина только опосредованно, через налог – подать.

Сколько раз в год крестьянину приходилось вспоминать, что у него есть царь, а у царя законы? Как часто он сталкивался с этими законами?

С одним трижды за неделю – это обусловленная царским законом необходимость отработать урочное время на дворянина. А с остальными? Два-три раза в год – не более!

А нам, живущим ныне, сколько раз приходится сталкиваться с законами и указами, спускаемыми из столицы? Из области?

Пример из недавнего прошлого. Мы утром просыпались в квартире, размеры которой были определены в столице, плата за которую устанавливались там же; одевали костюм, цена его определялась в Москве; ели еду, качество которой регламентировалось сверху; выходили из дому и садились в автобус, в котором зарплату водителя, цену билета, штраф за безбилетный проезд определили в Москве; приходили на работу в те часы, в которые нам предписали делать это в столице, и получали за свой труд ровно столько, сколько постановили нам дать там же. А работники сельского хозяйства сеяли и растили то, что было определено свыше – сеяли и растили под неусыпным доглядом начальства всех мастей.

Мы были опутаны бюрократическими цепями, причем бюрократия и ее мудраки громко кричали, что все это делается для нашего блага, что иначе – ну никак нельзя! Сегодня эта же бюрократия штампует еще большее количество законов и по-прежнему убеждает всех, что иного не дано.