Путешествие из Нойкукова в Новосибирск(Повесть)

А когда в 60-х годах пошел разговор об охране окружающей среды и бережном отношении к родной природе, он три месяца кряду внимательнейшим образом читал от корки до корки «Фольксцейтунг» и «Нойесте Нахрихтен», затем убрал со своего письменного стола эмалированную плитку, на которой от руки было намалевано «Пей до упаду, жри до отвалу, в политику ни шагу!», и вступил в одну из антифашистских партий. Вскоре после этого он даже баллотировался на выборах в городской Совет. Тогда-то он и стал депутатом. Разумеется, его на первой же сессии избрали председателем комиссии по охране окружающей среды, хотя некоторым из его коллег было не очень по себе, когда они за него голосовали, — теперь-то он получит власть, не такую уж большую, но вполне достаточную. Очень даже скоро он стал грозой всех «диких» застройщиков, нерадивых директоров предприятий и тех горожан, которые потихоньку выбрасывали свои старые диваны в городской парк.

Всего этого о городском садовнике Тюбке Юрген, конечно, не знал, но он хорошо знал, что свободу «делать что хочешь» Тюбке тоже давать нельзя. По правде говоря, такую свободу заслуживал бы только предельно благородный, разумный, даже мудрый человек. Однако во всем Нойкукове Юрген знал только одного такого человека — мудрого и благородного юношу по имени Юрген Рогге. Но при всем уважении к собственной персоне ему в конце этого этапа размышлений все же стало ясно: такое объяснение ломаного гроша не стоит, раз оно применимо лишь к одному-единственному жителю из всех семи тысяч четырехсот шестидесяти девяти жителей Нойкукова!

На третьем этапе своих размышлений о свободе Юрген стал спрашивать всех и каждого о том, каково его мнение насчет свободы и осознанной необходимости. Оживление это вызвало немалое.

Начал он с Джони Рабе, когда тот потребовал от него, чтобы он, Юрген, раз в неделю не меньше ста раз бегом поднимался на Дубовую гору и бегом же спускался с этого большого, поросшего травой холма неподалеку от нойкуковского озера. И это только для начала. Позднее предстояло вбегать и сбегать каждый день. Один из австралийских бегунов именно таким образом выработал в себе невероятную выносливость, так что и Юргену предстоит идти тем же путем. Это ему придется осознать! Джони Рабе, пропустивший вначале столь важный вопрос о свободе мимо ушей, переспросил:

— Чего-чего?

И с ним случилось то, что в бестселлерах описывается примерно так: «В его ледяных глазах вспыхнула ярость, губы сжаты, желваки под натянутой кожей ходят вверх и вниз». Рабе здорово разозлился. Юрген это хорошо видел, хотя и не очень разбирался в физиогномике. Да и времени у него для этого не было. Джони тут же разомкнул свирепо сжатые губы и произнес на классическом родном языке: «Заткнись, умник!», что Юрген и поспешил сделать. И так поступил бы каждый на его месте, кроме, пожалуй, Мухамеда Али, который тогда был еще в своей лучшей форме. Понять Джони он, правда, тогда не понял, потому что и не подозревал, какой взрыв ужаснейших воспоминаний он вызвал, воспоминаний о дне, когда из молотометателя Джони вдруг превратился в кабатчика. Юрген успел только подумать, что Джони Рабе потому только так разозлился, что чего-то не понял. Это ведь и с ним самим порой случалось.

Первым он, значит, спросил Джони Рабе, а последним — своего старшего брата. Приберег его, так сказать, на закуску. Рудольф Рогге представлялся ему подлинным специалистом в области осознания необходимости. Тот и правда сделал этакое добренькое лицо, словно говоря: «Сейчас, сейчас, еще минуточку… Вот мы и справились! Не больно ведь было, право, не больно!» А вслух он произнес:

— Да это же обвед! Я уже давно покинул стены своей альма-матер. — Обвед звучало как имя албанского форварда или название саксонской фабрики леденцов (владелец Гергард Вельдке), на самом же деле было сокращением, каким студенты называли лекции по обществоведению.

— Так-так! — отметил доктор Рогге, после того как подумал над этим обведом. — Понимаешь, это примерно вот что: существует целый ряд необходимостей, и это, так сказать, всем известно. Законы природы, например. Они же существуют, хотим мы того или не хотим, знаем мы их или нет. Лучше, разумеется, чтобы мы их знали. Если мы их знаем, мы можем считаться с ними, учитывать их; еще лучше, если мы их используем. Ну, это, я надеюсь, тебе понятно?

Что ж, это Юргену показалось и впрямь понятным.

— Ну, так вот, — продолжал доктор Рогге, — а теперь скажи мне: кто свободней по отношению к природе — тот, кто знает ее законы, или тот, кто их не знает?

— Это ясно, — сказал тогда Юрген. Сосчитать, сколько будет дважды два, он уже давно умел.

— Не правда ли, это же действительно абсолютно ясно? — сказал его брат и, должно быть, так увлекся своими воспоминаниями о лекциях по обведу, что тут же привел еще один пример. — Разумеется, я могу спрыгнуть с десятого этажа и перед этим заявить, что умею летать. Гравитация и всякие перегрузки, появляющиеся при свободном падении, меня ничуть не интересуют. Я вовсе не зависим от них! Однако зависимость эту мы устанавливаем уже после экзитуса.