Путешествие из Санкт-Петербурга на Селигер

– Ну, таких, – Антон засмеялся, видя, что профессор не следит за ходом его мысли.

– А, этих? Нет, нету… А ты у Витьки возьми, – предложил профессор.

– Да он сам у меня брал, – с лёгкой грустью заметил Антон.

– Тогда поменяйся с ним, – съерничал Виктор Иванович. – Не хочешь меняться, постирай его или помой хлоркой.

Оба громко рассмеялись.

– Ну, а как у Вас дела? – поинтересовался Антон. – Женщина оказалась, это самое, значит, девственницей? – пошутил Антон, разглядывавший окровавленное полотенце в руках Виктора Ивановича.

– Нет, просто она немного странная, – задумчиво ответил Виктор Иванович.

– Так, а в чём, собственно, она это? Ну, странная-то почему? – продолжал расспрос Антон.

После того, как Виктор Иванович рассказал Антону о том, как он её осмотрел и как она ушиблась головой, Антон, чтобы не будить весь дом, уткнулся лицом в подушку и в такой позе громко смеялся минут 5, пока в комнату не вошла голенькая Наташа.

Девушка решительно выключила свет, залезла к Антону под одеяло и несколько нахально спросила у профессора: «Извините, а можно мы останемся вдвоём?»

– А, ну да, конечно, – пролепетал Виктор Иванович и вышел из комнаты.

* * *

Ольга лежала в его постели. Она сладко спала, не чувствуя ссадины на лице и обильной потери крови. Виктор Иванович разобрал вторую кровать и лёг спать.

Если раньше у него и были какие-либо мысли о женщине Ольге, то теперь в голове крутились идиотские стихи Олега Григорьева:

Девушка красивая в кустах лежит нагой, Другой бы изнасиловал, а я лишь пнул ногой!

«Бред. Полный бред! Что за ерунда лезет в голову? И эти голубки… Когда они, наконец, угомонятся?» – целый рой мыслей пронесся в голове профессора, после чего он провалился во сне в какую-то яму, где было много-много лабиринтов, ходов и всякой другой фигни.

Глава 7. Профессорский сон

Это не дождь шумит,

Это не гром гремит,
Это в глазах слезой
Радость моя блестит!

Из эвенкской рыбачьей песни про геолога, оленя и кита

Вокруг были разбросаны какие-то грязные, рваные, разных размеров вещи. Было очень темно, но сверху, сквозь тучи, то и дело пробивался лунный лучик света. Было мокро и липко от какой-то слизи, покрывавшей все предметы и вещи. Скользко и сыро. Пахло чем-то протухшим со сладким привкусом. Какофония звуков была разбавлена редкими ритмичными ударами типа ударов в барабан «там-там». Ноги шли неохотно по скользкой земле, если это вообще была земля?! Стены лаза-тоннеля двигались и дрожали. Создавалось впечатление, что это какой-то живой организм, дышавший размеренно и тихо, т. к. небольшой гул то и дело смолкал, а затем с такой же цикличностью нарастал. Это повторялось каждый раз с той же силой, что и ранее.

С потолка свисали какие-то мерзкие куски слизи, которые подрагивали и были похожи на остатки живых существ, лишённых органов и конечностей. В природе такое не встретишь, но наверняка это где-то есть, как есть и Бог, в которого верят люди и с высшим образованием, и без такового, мужчины и женщины, моло-дёжь и старики. Никто никогда не видел вживую Бога, но каждый верующий с ним разговаривает и знает, что Бог есть!

Вот и сейчас было ощущение того, что Виктор Иванович шёл по каким-то живым тропам туда, откуда доносился глухой треск и куда дул лёгкий ветерок. Идти было трудно. То и дело профессор спотыкался о какие-то непонятные предметы, появлявшиеся и исчезавшие на его пути. Видимость была ограничена. Смотреть можно было только вперёд. Назад дороги не было, а боковые стенки тоннеля были такими мерзкими и ужасными, что профессор пытался даже и не думать о них.

Всё время Виктор Иванович касался рукой чего-то липкого и противного. Интуитивно он понимал, что простое вытирание рук ничего не даст, надо всё как следует продезинфицировать и вымыть, но как это сделать? Надо было терпеть и двигаться вперёд.

Неожиданно стало трудно дышать. Голову зажали тисками, а руки и ноги стали ватными и тяжёлыми. Кричать было трудно.

Над головой что-то пролетело.

Мышь? Орёл? Ерунда какая-то. Игла. Шприц. Ложка над свечкой с порошком, превращавшимся в мутноватую коричнево-жёлтую жидкость. Вдруг какая-то девица закатала ему рукав на левой руке и стала искать вену, чтобы сделать укол этой самой дряни.

– Не надо! Не надо! – кричал потный и обессиленный Виктор Иванович.

– Надо, надо, – полушепотом отвечала прыщавая девица, которая только тыкала и тыкала грязной иглой в вену, которой не было видно.

– Ой, больно мне, больно!

– А мне, думаешь, не больно?

– А тебе-то почему больно?

– А х… его знает, почему…

– Не ругайся, блядина, – сделал замечание Виктор Иванович, терявший сознание от боли.

Игла пронзила руку, вошла в ягодицу и стала, как змея двигаться по телу к голове. Сначала было больно, затем внутри что-то лопнуло, после чего из живота стал выходить воздух. Стало тепло и комфортно. Покой, радость, видения ушли прочь…