Стоило Суртуру вымолвить эти слова, как он внезапно раздался вверх и в стороны. Подняв глаза, Маскалл увидел, что небосвод заполнила фигура Суртура – не человек, но огромный сводчатый облачный лик, который, нахмурившись, смотрел вниз на него. Потом видение погасло, точно свет.
Маскалл стоял, не шевелясь, с колотящимся сердцем. Теперь он снова слышал одинокую ноту трубы. На этот раз слабый звук зародился далеко впереди, медленно приблизился, нарастая, громогласно прокатился над головой и, дивный и торжественный, затих позади, слившись с могильной тишиной леса. Маскаллу почудилось, будто закончилась чудесная, важная глава.
Одновременно с замиранием звука небеса словно раскрылись со стремительностью молнии, обнажив невероятно высокий голубой свод. Маскалл сделал глубокий вдох, потянулся всем телом и с медленной улыбкой огляделся.
Некоторое время спустя он пошел дальше. Его разум был погружен в смятенную темноту, но одна мысль начала выделяться на фоне прочих, огромная, бесформенная и величественная, словно растущая картина в душе художника: ошеломляющая мысль, что он избранник судьбы.
Чем больше Маскалл размышлял о том, что произошло после его прибытия в этот новый мир – и после отлета с Земли, – тем яснее и неоспоримее становилось, что он оказался здесь не ради собственных целей, но ради финала. Однако что это будет за финал, он не мог себе представить. Сквозь деревья он увидел, что Бранчспелл наконец садится на западе. Это был огромный шар красного огня – теперь Маскалл понял, что это за солнце! Дорога резко свернула влево и пошла под крутой уклон.
Недалеко впереди он увидел стремительную широкую реку с чистой темной водой. Она текла с севера на юг. Лесная дорога вела прямо на берег. Маскалл остановился и задумчиво посмотрел на волнующиеся, журчащие воды. На противоположном берегу продолжался лес. В милях к югу едва виднелся Пулингдред. На севере высились горы Ифдоун – величественные, дикие, великолепные и опасные. До них было меньше десятка миль.
Подобно первому ворчанию грозы, первым дуновениям холодного ветра, Маскалл ощутил язычки страсти в своем сердце. Несмотря на физическую усталость, он желал помериться с чем-нибудь силой. Желание это ассоциировалось у него со скалами Марест. Они магическим образом притягивали его волю, словно магнетит – железо. Грызя ногти, он посмотрел на горы, гадая, удастся ли покорить их сегодня же вечером. Но снова глянув на Пулингдред, вспомнил Джойуинд и Панаве и успокоился. Маскалл решил заночевать прямо здесь, а проснувшись на рассвете, тронуться в путь.
Он выпил воды из реки, умылся и лег на берегу. К этому времени его мысль зашла так далеко, что он уже не боялся ночных опасностей, доверившись своей звезде.
Бранчспелл зашел, день померк, ночь навалилась на мир своей жуткой тяжестью – а Маскалл спал. Однако задолго до полуночи его разбудило алое сияние в небесах. Открыв глаза, он не сразу понял, где находится. Он испытывал печаль и боль. Красное сияние исходило от земли и сочилось между деревьями. Поднявшись, Маскалл направился к источнику света.
Отойдя от реки не более чем на сотню футов, он едва не споткнулся о спящую женщину. Предмет, испускавший алые лучи, лежал на земле в нескольких футах от нее. Он напоминал маленький драгоценный камень, искрившийся красным огнем. Однако Маскалл едва удостоил его взглядом.
Женщина была одета в большую шкуру животного. У нее были крупные, гладкие, приятные взгляду конечности, мускулистые, а не толстые. Ее магн представлял собой не тонкое щупальце, а третью руку, оканчивавшуюся ладонью. Обращенное вверх лицо было диким, сильным и невероятно красивым. Однако Маскалл с изумлением увидел вместо бреве у нее на лбу третий глаз. Все глаза женщины были закрыты. Цвет ее кожи он не мог различить в алом сиянии. Маскалл осторожно прикоснулся к ней. Она спокойно проснулась и посмотрела на него, не шевельнув ни единым мускулом. Все три глаза глядели на Маскалла, но два нижних были тусклыми и пустыми, всего лишь органами зрения. Только верхний, средний глаз выражал внутреннюю натуру женщины. Его надменный, немигающий взгляд был, однако, соблазнительным и притягательным. В этом взгляде Маскалл ощутил вызов повелительной женской воли и непроизвольно напрягся.
Женщина села.
– Ты можешь говорить на моем языке? – спросил Маскалл. – Я бы не стал спрашивать, однако другие могли.
– С чего ты решил, будто я не могу прочесть твои мысли? Это так трудно?
Она говорила низким, протяжным, певучим голосом, приятным на слух.
– Нет, но у тебя нет бреве.
– Однако у меня есть сорб, что лучше. – И она показала на глаз у себя во лбу.
– Как тебя зовут?
– Оушейкс.
– И откуда ты?
– Из Ифдоун.
Эти надменные ответы начали раздражать Маскалла, но сам звук ее голоса зачаровывал.
– Я собираюсь туда завтра, – сообщил он.
Она рассмеялась, словно против воли, однако ничего не сказала.
– Меня зовут Маскалл, – продолжил он. – Я странник, из другого мира.
– Об этом я догадалась по твоему нелепому виду.
– Наверное, лучше прояснить это сразу, – без обиняков произнес Маскалл. – Мы станем друзьями или нет?