Путешествие к центру Москвы

Пантюхин был родом из деревни Мокруши, что в районе села Семендяево Тверской области, упоминаемого Михаилом Евграфовичем Салтыковым-Щедриным в повествовании «Благонамеренные речи». В те года Семендяево было очень развитым селом, но потом сильно похужело в смысле жизнедеятельности и достатка. А уж о Мокрушах, что в его районе, и говорить не приходится. В смысле жизнедеятельности и достатка. Оттуда-то Пантюхина, восемнадцати лет возрастом и сорока семи килограммов весом (а дистрофия, судари мои, я ведь про жизнедеятельность и достаток недаром), и повязали в армию согласно Конституции. Везли его два солдатика второго года службы. Сначала из Мокруш в Семендяево, потом из Семендяева в райцентр Калязин, где и оформили в эшелон, отправляющийся в секретном направлении.

По пути из Мокруш в Семендяево солдатики отобрали у Пантюхина полбуханки хлеба и две головки репчатого лука. Хотели отобрать кусок свинины, но не отобрали. Потому что куска свинины у Пантюхина не было. Не по религиозным соображениям, упаси Господь, а потому, что в Мокрушах свинина не водилась. Почему – не знаю. Возможно, Мокруши не входили в ареал обитания свинины. А также, возможно, говядины и баранины. Потому что их у Пантюхина тоже не было. Так что солдатики, не найдя у Пантюхина свинины и других мяс, приняли его за вегетарианца. И за это отметили ему по лбу. Сильно отметили. А как прикажете поступать с вегетарианцем, обманувшим ваши ожидания по части мяса? То-то и оно, милостивые государи.

А по пути из Семендяева в Калязин настучали ему еще и по ушам. А куда деваться? Если у него не только свинины, говядины и баранины нет, но и полбуханки хлеба с двумя головками репчатого лука ищи-свищи. Как прикажете с таким салабоном поступать? По ушам, и только по ушам. Будет знать. А когда Пантюхин захотел узнать, что он должен знать, то ему настучали по шеям: когда надо будет – узнает.

Из Калязина было уже полегче. Вагон плацкартный, семьдесят два призывника, два сержанта-срочника и один лейтенант-двухгодичник. Лейтенант-двухгодичник посредством сержантов собрал с призывников по трешке на культурные нужды. Принес гитару за шесть рублей, домино за три с полтиной, два комплекта шашек и черно-белую колоду карт с голыми девками на рубашке. Призывники картам обрадовались. Один Пантюхин недоумевал: как можно в такие карты играть, если только по девкам можно каждую карту опознать? Ну, ему объяснили, что это искусство не для игры, а чтобы в вагоне было тихо. И конечно же, настучали. Сразу и по лбу, и по ушам, и по шеям. И совершенно бесплатно научили дрочить на семерку бубей. (Хотел вместо слова «дрочить» употребить термин «мастурбировать», но понял, что сержант Пантюхин и «мастурбировать» – две вещи несовместные.) И в вагоне стало совсем тихо. Только из купе лейтенанта доносились двойные стоны. Пантюхин объяснил это тем, что лейтенант дрочил на проводницу Раису. Естественно, Пантюхину опять настучали.

Думаю, нет нужды говорить что два года в армии прошли для Пантюхина в перманентном по нему стучании, что закалило его, сделало настоящим мужчиной. Правда, случился у него один срыв. Когда по нему стучали два дня подряд. В первый день – по делу. А во второй – в раздражении, что забыли, что же это за дело, по которому стучали в первый день. Пантюхин встал после отбоя, пошел в местную церковь и повесился на веревке от большого колокола. Подувший ветер начал раскачивать Пантюхина, так как за время службы он стал весить двадцать шесть килограммов в походно-боевом состоянии. Звон разбудил начальника караула. Тот по тревоге поднял полк, который и успел снять Пантюхина с колокола достаточно живым, чтобы настучать ему напоследок. До увольнения в запас. Потому что Российской Армии не нужны воины, не способные переносить тяготы военной службы, сука такая!

Пантюхин уволился из армии и устроился в милицию, которой нужны люди, прошедшие суровые условия армейской жизни и способные защитить покой мирных граждан. В милиции Пантюхина обучили что к чему и, главное, что почем. Потому что без второго первое совершенно ни к чему. Так как если неизвестно «почем» «что к чему», то на фиг вообще вся эта мутота. Пантюхин преуспевал вполне мирно, не обучая мирных жителей своего участка тяготам военной службы. И они платили ему добром. По заранее установленным «почем» за каждое «что к чему».

Когда Пантюхин услышал колокол, в который долбал своим могучим аппаратом отставной фельдфебель Степан Ерофеич Стукалов, он вспомнил. И упал на землю и заскулил. И зажал уши. И стал кататься по асфальту. И схватил табельный пистолет Макарова. Чтобы!.. Но старый оперативник с воплем «Киа!» выбил ПМ из его руки, а подоспевшие спецназовцы, на время вырубившись из звона, дали Пантюхину нюхнуть нашатыря, что-то воткнули в сонную (насмотрелись американских боевиков, научились, как с разбега вгонять в сонную) и прислонили его к стенке. А сами продолжили проникаться непостижимым колокольным звоном.