Несколько дней подряд я замечал, что по улице бродит взад-вперед молодой человек в шинели и шапке, надвинутой на уши. Однажды утром он переступил порог мастерской, и звяканье дверного колокольчика предупредил меня о новом посетителе. Мы искоса глянули друг на друга, и он принялся рассматривать кое-какие книги из тех, что я выставил напоказ, брал их в руки и проводил пальцами по корешкам. Я тогда обдумывал, какой переплет подойдет для трагедии Уильяма Шекспира «Юлий Цезарь», потому что некий мужчина с хорошими манерами приносил мне каждый месяц по шекспировской пьесе на переплетение. Что до меня, к Шекспиру я был равнодушен, но эту пьесу я нашел весьма занятной и предыдущим вечером читал ее дотемна, а на четвертом действии ощутил странный холодок, что покалывал мне кожу, когда Бруту явился призрак Цезаря накануне битвы при Филиппах.
– Извиняюсь, товарищ переплетчик, – сказал молодой человек, шагнув к прилавку и нервно стреляя глазами по сторонам. – Можно спросить, вы один здесь работаете?
– Один.
– Полагаю, человек, работающий с книгами, наверняка… разбирается в искусстве, – продолжил он.
– Мне хочется так думать, – ответил я. – Хотя, конечно, сам я, как вы понимаете, книг не пишу. Я их всего лишь переплетаю. Но, как видите, в некоторых моих работах я стараюсь придерживаться творческого подхода…
– Да-да, – нетерпеливо перебил он меня. – У меня есть книга, и я бы очень хотел, чтобы вы на нее взглянули. Но сперва должен спросить: вам можно доверять? Могу я рассчитывать на такую же конфиденциальность, как, например, в разговоре с врачом?
Нечто подобное мне уже доводилось слышать, когда кто-нибудь приходил с книгой, которую партийные власти сочли бы сомнительной. Лишних вопросов я не задавал, разве что спрашивал, какой переплет предпочитает заказчик, и принимался за работу. Пока что у меня не было поводов настучать на кого-нибудь, и я знал, что вряд ли таковые появятся, сколько бы благ мне ни сулили.
– Я тут работаю один и не имею привычки распространяться о чем-либо, – сказал я. – Будь это не так, я бы за неделю потерял всех своих клиентов.
Он тяжело дышал через нос, видимо принимая решение. Затем открыл сумку, вынул бумажник, записную книжку, ключи от квартиры и, наконец, вытащил стопку бумаги в пять-шесть сотен листов.
– Книга очень нестандартная, – сказал он. – Да вы сами поймете, титульный лист перед вами.
Взяв рукопись, я не удивился, увидев книгу, запрещенную в Советском Союзе. Несколькими годами ранее эту рукопись тайком вывезли в Италию, где она была переведена и опубликована. Потом за нее ухватились американцы, и книга имела там огромный успех, к неописуемой ярости Политбюро.
– «Доктор Живаго», – кивнул я. – Где вы ее взяли? Я никогда не держал ее в руках, ни единого экземпляра.
– Это подарок. От автора. Я хочу ее переплести, вот и все.
– Вы дружили с Борисом Леонидовичем? – Я был ошеломлен, ибо после моего возвращения из Сибири я побывал на многих литературных вечерах, но этого писателя видел лишь однажды, за несколько месяцев до его смерти. Тогда он был окружен такой густой толпой поклонников, что поговорить с ним не было никакой возможности.
– Не то чтобы дружил. Но я был с ним немного знаком. Мы с друзьями стараемся как вывозить из страны, так и ввозить художественную литературу. Пожалуйста, скажите, что я могу вам доверять, – умоляюще попросил он, и я немедленно кивнул.
– Вам нечего бояться. Я готов помочь вам даже ценой моей жизни.
– Спасибо. Через полтора месяца с небольшим будет первая годовщина со дня смерти Бориса Леонидовича. Мы хотим разложить на заметных местах в центре города пятьдесят экземпляров романа и таким образом отметить эту годовщину.
– Пятьдесят? – поразился я. – Но вы дали мне только…
– Скоро получите еще. С промежутком в несколько дней я буду приносить вам копии. Сможете переплести пятьдесят книг к концу мая?
Я задумался. Естественно, у меня были и другие заказы, но я бы успел уложиться в срок при том условии, что переплеты не будут чересчур изысканными. Однако в любом случае мне предстояло найти материалы, которые я прежде не использовал, иначе меня бы мигом вычислили и в мастерскую заявились непрошеные гости.
– Учитывая большой объем и сжатые сроки, переплеты будут совсем простыми, – сказал я. – Никаких украшений.
– И не надо. Но с именем автора и заглавием на обложке и корешке. Мы не хотим утаивать, что это за книга и кто ее написал.
– И, думаете, вам удастся проделать все так, чтобы вас не арестовали?
– Мы разложим книги ночью. Нас столько, что каждый сможет взять по три или четыре книги и оставить их в подходящих местах. На следующее утро город разбудит приятная новость: в Советском Союзе снова доступна хорошая литература. И возможно, другие люди последуют нашему примеру. Чем больше изданий обнаружится на улицах, тем лучше.
– Ладно, – сказал я, убирая рукопись под прилавок. – Сделаю, как вы просите. Пятьдесят копий. И желаю вам удачи. Вы ведь знаете, какое наказание вас ждет, если вас поймают?
– Знаю, – улыбнулся он. – Но, по-моему, это пустяковая цена за вещь столь драгоценную, разве нет?