Путешествие капитана Самуила Брунта в Каклогалинию, или землю петухов, а оттуда в Луну

Они столько любят кукушечий крик, что целые два часа слушают сию музыку, за которую сим птицам весьма дорого платят, почитая оную за весьма прекрасную. Я знал знатную госпожу, которая сей птице за то только, чтоб она по вечерам пред постелею ее несколько продевала, давала в год жалованья 5000 шпасм, а на наши деньги 5000 фунтов стерлингов. А как воздух сей земли для кукушек холоден, понеже они прилетают туда из теплого климата, то они пробывают там не более трех лет, по прошествии которых опять возвращаются домой, нажив там столько денег, что строят себе великолепные палаты. Приехавшие же оттуда домой посылают на свои места других; и так Каклогаляне никогда не лишаются удовольствия, кое получают от сих птиц.

Другую их веселость составляет бегание взапуски Штраусов. Содержание сих животных и заклады о них приводят многие знатные фамилии в бедность. Они столь страстны к игре в кости, что проигрывают детей и жен и видят их поедаемых теми, коим они их проигрывают, если они знатного состояния.

Сие краткое изображение Каглогалянского народа почел я за нужное представить читателю, дабы он мог иметь хотя малое о нем понятие. Я был заброшен на берег их в самое то время, как они заключили мир с Сороками, народом весьма сильным, с коим они весьма долговременную и кровопролитную войну имели, которая обоих народов силу и богатство весьма истощила. Повод подали к тому сами Каклогаляне; они присвоили себе право дать наследника после Императора Хултиния, который был уже весьма стар и бездетен. Но Сороки утверждали, что восприятие Бубогибонианского

престола принадлежит их Королю, как сроднику Императора.

Все соседственные Владельцы приступили к Каклогалянам и старались ослабить весьма возраставшую силу Сорок, потому что тем нарушалось равновесие. Ибо владетель их, будучи Государь весьма сильный и честолюбивый, приводил всех в опасность, чтобы не покусился на всеобщую Монархию. Между тем, не соглашались многие из союзников Каклогалян, имеют ли они более права, нежели другие, определять наследника; и если бы сия Монархия досталась сильному Государю, то столь же бы сие было вредно общему благу, как когда бы она была и у Сорок; чего ради хотели разделить ее на части.

Павлин, желая быть Первосвященником всех народов, чего ради и требовал от них дани, называя себя при том раздавателем государств, должен был сносить, что Сороки не платили ему дани. Он жаловался на сию несправедливость и просил Биготеазия, чтобы он

Грипеаллиомиту, Королю Сорок, объявил войну, который ему, однако же, в том отказал в рассуждении заключенной с ним пред тем дружбы. Сие так досадно было Первосвященнику, что он возбудил против него бунт, в котором он, будучи свержен с престола, засажен своими подданными в тюрьму, где он и умер. Государство же его отдал Первосвященник с согласия народа одному Принцу, которому в благоразумии и мужестве и в истории мало подобных находится.

Сии войны продолжались 6–7 лет, в которое время Каклогаляне более всех убытка претерпели; и от того пришли они в такие долги, что каждый принужден был стараться выдумывать проекты для сыскания денег, коими бы можно было платить хотя одни проценты.

Сих проектов, кои ежедневно подаваемы были Министру, столько было, что ежели бы он захотел их всех рассматривать, то бы недостало ему времени на другие важнейшие дела, хотя я и должен признаться, что защитник мой, первый Министр, весьма мало в оных трудился. Все его проекты и мысли касались до собственной своей пользы. Ибо я, приходя к нему весьма рано и объявляя всем знатным птицам, приходящим к нему на поклон, что Министр упражняется в весьма важных делах, и для того теперь никого к себе допустить не может, находил всегда, что он вместо того писал о своих Штраусах или об охоте, или о своих строениях, или упражнялся в рассматривании домашних счетов. А хотя я о своем роде и не всегда хорошие имел мысли, однако поступки сего великого Министра подавали мне повод думать, что петухи гораздо корыстолюбивее и маловажнее человека; и они мне так омерзели, что я с тех пор стал почитать их за тварь, которая ни к чему больше не годится, как только на вертел.

Намерения, кои он производил в действо, были чужие изобретения, хотя оными как собственными хвастовался; и могу сказать, что он прежде меня из подаваемых ему проектов всегда выбирал самое худшее.