Нельзя вполне описать всех притеснений, которым подвержены христиане палестинские, не начертав слегка картины безначалия Иудеи, особенно в окрестностях Святого Града. Иерусалим, по местному своему положению, должен бы быть включен в пашалик Акрский, обнимающий почти всю Палестину. Но хотя озеро Галилейское и верховья Иордана, текущего по ее восточной границе, принадлежат области Акрской, остаток Иудеи, к югу от Наблуса, втеснившийся между хребтом гор, Иорданом и Мертвым морем, по своенравному разделу достался в руки паше Дамасскому, вероятно, для того, что сей паша, освященный в глазах Порты, как вождь богомольцев Мекки, один только достоин владеть Святым Градом, и сие владычество было источником его бедствий. Абдалла, паша Акры, хотя грубый и кровожадный, находился под влиянием сильного Мегемета Али египетского и франков, которых торговля в Сирии и частые сношения с ее жителями мало-помалу рассеивали дикий фанатизм поморья. Слабый луч просвещения и устройства проникал во все части пашалика, сжатого и потому крепкого, подчиняя оружию Абдаллы горных арабов.
Совсем иное было в пашалике Дамасском. Обширный к югу, где его граница теряется в песках пустыни, наполненный дикими коленами кочующих бедуинов, которые не признают над собою никакой власти и нападают на караван Мекки, если не сторгуются прежде с вождем его; пашалик сей представлял ужаснейшую картину хаоса, и посреди сего хаоса стоял Иерусалим, который бы мог быть обеспечен в областях акрских, только за пять часов от него отстоящих. Следуя примеру бедуинов, горные шейхи племен арабских, уже не кочующих, но поселенных, своевольно враждовали между собою, приводя в трепет слабых мусселимов Иерусалима, о усилении коих тщетно старалось духовенство латинское; ибо градоначальник, как власть законная и зависящая от верховной власти, менее страшен, нежели буйные шейхи. Но паша Дамасский столько же был ничтожен в областях своих, как и его наместник. Таким образом вся Иудея сделалась поприщем вражды и безначалия. Два сильных племени арабских, из многих колен состоящие, от времени до времени враждовали между собою, более частными грабежами, нежели битвами: одно – племя Хеврона, или эль-Халиль (возлюбленного), поселенное близ могильной пещеры Авраама и Мертвого моря, а другое племя – Абугоша, на пути к Рамле. Сею родовою враждою делилась на две главные партии вся Иудея; но они менее были опасны христианам, нежели скитающиеся бедуины, приходившие посреди всеобщей тишины из-за Иордана грабить безоружных путешественников.
Спутник мой князь, Мустафин, едва не был зарезан ими на пути к Вифлеему. Надеясь на совершенное спокойствие окрестностей, он не принял никаких мер осторожности и, не ожидая меня, пеший хотел идти на поклонение, без всякого оружия и только в сопровождении одного монаха. Но, не доходя монастыря Илии пророка, четыре вооруженных бедуина окружили обоих и принудили следовать за собою в лощину. Испуганный монах с ужасом понял их угрозы и совершилось бы злодейство, если бы внезапное появление поклонников на двух противоположных высотах, со стороны Вифлеема и Иерусалима, не устрашило бедуинов.
Но хотя есть частные и родовые вражды между селениями и внутри каждого, все горят равною и постоянною ненавистью к городу и готовы помогать друг другу против мусселима, считая без различия вер всех жителей Иерусалима его сообщниками. «Вы в городе все заодно, а мы все заодно в селениях»; так говорили они и действовали. Однажды мусселим, желая смирить непокорную деревню Рамы, выступил против нее с своими всадниками, арабами Абугоша и Вифлеема, и расположился ночлегом близ гробницы Рахили. Но в течение ночи вифлеемские союзники выкрали всех лошадей его, сбрую и часть оружия и передали из рук в руки за Иордан. На рассвете мусселим и его воины возвратились пешими с своего конного подвига. Сбор податей был главным источником вражды, дух корыстолюбия и независимости воздвигал одно за другим все селения на мусселима, когда он приходил требовать дани паше Дамасскому. Слабейшие покорялись, надеющиеся на свою силу подымали оружие, а монастыри платили.