Он механически произносил слова ритуального отречения и думал, что поскольку так и не сделался Консулом, то слова эти не имеют законной силы и имя его не подтверждено никем, кроме него самого, кроме внутреннего знания, что это он. И, в общем-то, захоти слуги Предка, то найдут подставного — и доказательства, что он — истинный. А Имрир своим поступком утверждает обратное. Ведь не мог кровь от крови тинтажелец, не имел права — не отомстить. И, по сути, то, что он делает — нужно даже не Хозяйке, ее власть крепка; нужно его совести, ему самому. А если кто-то возьмется судить его — Предок им в помощь.
— …отрекаюсь, — твердо произнес Имрир, — от своего права на Консулат и подтверждаю законную власть той, которую считаю наиболее достойной — дамы Хели из Торкилсена… Верховной.
Голос его сбился, Имрир подосадовал, что так — как у мальчишки.
— Я, Хель из Торкилсена, Верховная Кольца командиров, — вдруг звонко проговорила она, — благодарю тебя за твой дар, ибо принесен он искренне и от чистого сердца.
И она поклонилась Имриру, сыну Торлора Тинтажельского, последнего Консула Двуречья — последнего навсегда.
В берсене он отплыл из Кариана, и никто о нем больше не слышал.
В повести использованы стихи Михайлик, Лина, Окуджавы, Карасева, Высоцкого, Гумилева, Ковбусь.