М а ш а. Другие специально приезжают на эту красотищу поглядеть. А ты и не ценишь небось.
В а л е р к а
М а ш а. Стихи?
В а л е р к а. Стихи.
М а ш а
В а л е р к а. И еще: люби меня, как я тебя, и будем мы с тобой друзья.
М а ш а
В а л е р к а. Господи! Как допустил ты, что из всех девчонок — рыжих, белых, черных, буро-малиновых и голубых…
М а ш а
В а л е р к а
М а ш а. Ой, Валерка! Это сколько же комнат в этом «Ласточкином гнезде»?
В а л е р к а. Пустяки. Тебе бы дворец Ливадийский. Там бы ты жильцов развела.
М а ш а. Любопытно же.
В а л е р к а. Слушай, отвлеченные мысли появляются у тебя? Скажем, видишь дерево и думаешь не о том, на сколько его кубометров дров можно распилить, а о том, что, может, на него еще Пушкин смотрел, что нас не будет на свете, а оно все так же будет по ночам со звездами разговаривать, ветвями качать.
М а ш а. Неодушевленные предметы не разговаривают. О чем им там говорить?
В а л е р к а. О вечности, баранья твоя голова!
М а ш а. Не кричи, люди вокруг.
В а л е р к а
М а ш а. Если дружишь — нехорошо ее к черту посылать.
В а л е р к а. Кого?
М а ш а. Нину твою. Сюда идет.
В а л е р к а
М а ш а
В а л е р к а. Замнем. Все это от тебя как от стенки горох.
М а ш а. А тебе откуда известно? Может, я каждое твое слово в особую копилку кладу.
В а л е р к а. Я, когда услышал, как ты, будто зазывала ярмарочный, свой товар расхваливаешь, — знаешь что ощутил? Стыд. Бежать хотел.
М а ш а. Беги. Ты ведь святой, вроде Христа, тоже небось обучен по морю ходить. Стыд-то при чем? Ты же знал, что я на рынке стою.
В а л е р к а. Я думал, черешня там, огурцы малосольные, кизил. Но чтобы цветы!
М а ш а. Здрасте! Благородный товар. Лучше, чем в рассоле руки мочить. И покупатель особый. Радостный. С легкой душой.
В а л е р к а. «С легкой душой»! Что же ты его по этой легкой душе — наотмашь: за цветок полтора рубля! Да у него, может, всех доходов — трешка в день.
М а ш а. Для тех другие цветы. Те фиалки берут.
В а л е р к а. Вот она — психология звериная твоя. На рынке люди надвое делятся: есть деньги — бери, нет — проходи.
М а ш а. Поглядел бы ты, как бабка спину над этими цветами гнет, стал бы ты их задарма раздавать? Не всем в космосе летать. И в академики не всем выходить. Кто-то должен на рынке и цветы продавать. Скажешь, не так?
В а л е р к а. Не так. Бабка твоя не просто цветы продает. Наживается она на цветах. Пожирнее хочет кусок отхватить. И тебя, дуреху, в свою упряжку впрягла.
М а ш а. Закон не запрещает цветы продавать.
В а л е р к а. Смотри, Машка, проторгуешься! Будут у тебя, как у Таисьи, вместо друзей покупатели и жильцы.
М а ш а. Отец тебя всему этому научил?
В а л е р к а. И отец… Тьфу, дуреха! Нашел с кем говорить.
М а ш а. А ты говори.
В а л е р к а. Чего же ты в сторону глядишь?
М а ш а
В а л е р к а. Зачем?
М а ш а. Цветы хотел отобрать.
В а л е р к а. А ты говоришь, закон на твоей стороне.
М а ш а. Так то на рынке, а на пароходе нельзя.
В а л е р к а. Да не прячь ты лицо! На воровку ты похожа сейчас… Это чтобы из-за лишней десятки достоинство терять! Противна ты мне, Машка! Противна ты мне — поняла?
М а ш а. Поняла-поняла, не ори.
В а л е р к а. По трапу он спустился. Ушел… Докатилась ты… Иди торгуй. «По полтиннику штука, на два рубля — пять».
М а ш а
В а л е р к а. Мало ли что ты думала… Стой! Сколько их там у тебя? Ну, гладиолусов всех цветов?