Путешествие на Коппермайн

Утром Конниквизи отправился на охоту, а остальные снова занялись крючками и сетями, но со столь малым успехом, что наловленной ими рыбы не хватило на ужин даже двоим.

Мой проводник, человек настойчивый, упорно день за днем продолжал ходить на охоту, редко засветло возвращаясь в палатку, но все безуспешно. Десятого числа он задержался дольше, чем обычно. Мы легли спать, подкрепившись только глотком воды и трубкой табака, как и в предыдущие два дня. Около полуночи, к нашей большой радости, охотник вернулся, принеся с собой кровь и несколько кусочков мяса от двух убитых им в тундре оленей. Тут же мы принялись готовить бульон из крови и варить в нем принесенные крошки мяса и жира. При любых обстоятельствах это было бы изысканным блюдом, а тем более оно показалось таковым нашим совсем изголодавшимся желудкам.

Несколько дней мы пиршествовали, а за это время индейцы добыли еще пять оленей и трех жирных бобров. Нашей группе из шести человек оленьего мяса при умеренном расходовании могло бы хватить на довольно продолжительное время, но мои спутники пировали дни напролет, пока не съели все, и были вдобавок так недальновидны и ленивы, что даже не проверяли расставленные сети, в результате чего много запутавшихся там крупных рыбин совершенно испортились. Вследствие всего этого примерно через две недели мы уже опять испытывали почти такие же муки голода, что и накануне.

Двадцать четвертого апреля с юго-запада показалась большая группа приближавшихся к нам индейцев. Когда они подошли ближе, мы увидели, что это жены и родственники северных индейцев, находившихся в Форте Принца Уэльского. Эти люди направлялись в тундру, чтобы ожидать там возвращения своих мужей и родных.

Мой проводник тоже решил двинуться в тундру, поэтому утром двадцать седьмого мы разобрали вигвам и снялись с места, присоединившись к части пришельцев. Только 13 мая нам удалось добыть несколько птиц из тех, что все время летели над нашими головами на север. В этот день индейцы подстрелили двух лебедей и трех гусей. Однако голод был утолен лишь слегка, тем более что предыдущие пять или шесть дней у нас ничего не было во рту, кроме горстки собранных на проталинах и пригорках прошлогодних ягод клюквы. У северных индейцев, к которым мы примкнули, был запас сушеного мяса. Они втайне делились с нашими проводниками, а мне и моим спутникам-южанам ничего не доставалось.

К 19 мая гусей, лебедей и уток стало так много, что мы добывали их уже без счета, сколько было необходимо, чтобы набраться сил после долгого поста.

Мы углублялись в тундру отрядом, возросшим до двенадцати человек, — к нам присоединились жена одного из проводников и пятеро нанятых мной носильщиков, потому что в скором времени груз на волокушах везти дальше станет невозможно. Из-за таяния снега по лесу идти уже не было никакого смысла, поэтому мы продолжали двигаться на восток по льду реки Сил (Тюленьей), пока не добрались до небольшого ее притока и группы озер, протянувшихся на север.

По мере продвижения на север дичи не убывало, и так мы 1 июня добрались до места под названием Баралзон[9]. Взорвавшееся по пути ружье одного из моих спутников, к несчастью, размозжило ему кисть; я перевязал ему рану и с помощью капель Тёрлингтона, желтого пластыря и различных притираний вскоре залечил ее настолько, что пострадавший уже мог пользоваться рукой, — серьезная опасность миновала.

В Баралзоне остановились на пять дней, чтобы навялить оленьего и гусиного мяса у костра, потому что скоро мы должны были вступить в такие края, где раздобыть хворост станет нелегко.

Шестого июня снег уже настолько подтаял, что снегоступы начали доставлять больше неудобств, чем пользы, и мы бросили их. Сани же еще годились в дело, особенно при переправах через озеро по льду, но к десятому такой способ передвижения стал небезопасным. Мы решили оставить сани и переложить груз в заплечные мешки.

Мне пришлось теперь совсем нелегко, потому что на мою долю досталось нести следующие предметы: квадрант со штативом, сундучок с книгами и документами, компас, большой тюк с одеждой, топор, ножи и пилы и плюс к этому несколько мелких вещичек, предназначенных для обмена с аборигенами. Неудобство груза, его вес и вдобавок дневная жара делали ходьбу наиболее тяжелой из всех задач, когда-либо выпадавших на мою долю. Трудность пути и неудобство ночлега из-за тесноты палатки, площади которой теперь явно не хватало на всех, значительно усугубляли тяготы крайне сурового климата, всецело во власти которого мы находились.