"Грозное предзнаменование!" — должен был бы закричать я тогда. Но человек в своем странствии не в силах разгадать таинственных письмен судьбы: его странные глаза пристально глядят только вперед, но видят лишь то, что уже за плечами. Мой путь пересекла темная тень Грядущего, но я шагнул через нее, ничего не поняв.
Спать не хотелось. Я бродил по улицам так, без цели, просто шел и шел среди чужих людей, спешивших на работу. Но почему же они казались мне родными? И город — красивее, чем всегда, и весеннее небо — точно видел я его впервые?
"Вот именно — первая весна… Моя весна. Мне ничего не нужно — значит, я по-настоящему счастлив", — говорил я себе, останавливаясь у витрин, глядя куда-то невидящими глазами. Зашел в книжный магазин и купил "Сентиментальное путешествие" Стерна. Маленькую аккуратную книжечку погладил и любовно положил в карман. Она была переплетена в оранжевый сафьян, напоминавший цвет волос Иоланты в лучах солнца. Вспоминать ее глаза не хотелось, хотя они вовсе не пустые — обыкновенные светло-голубые глаза. "Порочный взгляд?"… Идиот! Боже, что за идиот этот Гришка!.. Я рассмеялся и закурил. Вдруг вспомнил поцелуй у дверей дома и потрогал себе лоб. Здесь… губы были теплые, детские… "Так жаль вас". Она сказала "милый". Почему, а? Ведь неспроста!
Весело отправился я домой, принял холодный душ и пошел на работу.
Перед вечером мне понадобилось зайти в Полпредство. И неожиданно я встретил там ее — судьба опять сводила нас вместе…
Это случилось на лестнице, устланной алым ковром. Сквозь широкие окна каскадами лился теплый свет. Высокая и стройная, в строгом черном костюме, она стояла на две-три ступени выше меня. Голова слегка запрокинута назад как бы под тяжестью темно-рыжих кудрей, лицо цвета слоновой кости совершенно неподвижно, взмахом крыльев высоко подняты брови, необычно светлые глаза цвета льда широко раскрыты и кажутся слепыми, или, может быть, ясновидящими? Что меня поразило в ней тогда? Благородство облика? Гордость позы? Глаза, которые показались мне безумными, потому что я не сумел прочесть в них тайны, погубившей ее жизнь и мою? Слепой и ясновидящий взор так пристально скользил поверх моей головы, что я не выдержал — и обернулся, но увидел лишь белые стены. Или уже тогда, сквозь столько грядущих лет, в белизне этих стен ей открылся образ судьбы ее и конца — белая снежная равнина, на которой она будет лежать, истекающая кровью и окруженная голодными псами?
Я задумался и молчал. Потом, когда молчание стало неловким, наудачу раскрыл книгу, которую держал в руках, и прочел одну фразу. Сначала про себя, потом шепотом, наконец — громко и восторженно:
— "Передо мной была одна из тех голов, какие часто можно видеть на картинах Гвидо, — нежная, бледная, проникновенная, чуждая низких мыслей откормленного невежества, которое глядит на мир сверху вниз, но вместе с тем лишенная робости, поднимающая глаза снизу вверх. Она смотрела прямо вперед, но так, точно взор ее видел потустороннее… "
— Какой пыл, — усмехнулась Иоланта, глядя на меня сверху вниз. — Вы всегда зачитываете дамам комплименты по книгам?
— Не смейтесь! Это — ваш портрет. Стерн пророчески написал его, а я подношу с благоговением… и любовью!
Лед растаял в пустых и холодных глазах: они стали голубыми и теплыми, я видел такое море в Италии когда-то.
Точно проснувшись, она вздрогнула и взглянула на меня. Низкий, грудной, чуть хрипловатый голос прозвучал ласково:
— Послушайте, проведем вечер вместе! Едем в театр! Свидание в восемь. Согласны?
— Согласен ли я?.. Боже! Но до театра поужинаем вдвоем. Пожалуйста! Свидание в
семь!
— А до ужина побродим по городу! Любите город вечером? Да? Свидание в шесть?
— В пять, Иоланта! Нам предстоит вместе бродить долго-долго, а в начале пути мы зайдем в Консульство, чтобы зарегистрироваться, как муж и жена.
Как я это сказал — не знаю, просто сказал и замер. Но ясновидящий взор в темной глубине моего "я" нашел правду. И мне стало вдруг так легко и спокойно.
В пять часов мы вошли в кабинет консула, товарища Клявина. Добрый толстяк вопросительно поднял голову:
— Что случилось?
— Необычайное событие!
— Арест?
— Плен!
Секунду старый латышский стрелок глядел на нас, выпучив глаза. Потом, когда я осторожно обнял Иоланту за плечи, он осел в кресло и закурил сигару:
— Дети мои, нужно было догадаться сразу. Что делать?
Вот книга раскрыта. Казенная книга с графлеными листами. Я беру перо.
— Черт возьми! — Большая клякса расплылась за моей взволнованной подписью.
— Ну вот, — жалобно тянет Иоланта, — я задумала, что ваше первое слово после заключения брака должно стать символом нашей будущей жизни. И вдруг вы говорите "черт возьми".
Такая бурная, такая неудержимая радость переполнила мое сердце, что я, молча смотрю на нее и не понимаю, не знаю, как ответить.
— До заключения брака далеко, — важно басит консул, — нужна еще подпись невесты. Подпишитесь-ка вот здесь — и тогда посмотрим, что скажет этот молодой человек.