Путешествие на край ночи

Разумнее всего было потерять сознание, что со мной и случилось. Я пришел в себя в том же кабинете. Несколько дам в светлых платьях заменили мужчин, они учинили мне неопределенный и доброжелательный допрос, который меня бы вполне удовлетворил. Но снисходительность никогда не бывает долговечна в этом мире, и на следующий же день мужчины снова заговорили со мной о тюрьме. Я воспользовался этим случаем, чтобы заговорить с ними о блохах, так, как будто б мимоходом… Что я умею их ловить… Считать… Что это было моей профессией… И также сортировать этих паразитов, составлять настоящую статистику. Я отлично видел, что мои штучки их интересуют, что они навострили уши. Меня слушали. Но что касается того, чтобы мне поверить, это был уже совсем другой коленкор…

Наконец появился сам начальник карантинной станции. Его именовали «главным врачом». Человеком он оказался грубым, но более решительным, чем другие.

— Что, дружище, — сказал он мне, — вы говорите, что умеете считать блох? Гм, гм!..

Он рассчитывал смутить меня этими словами. Но я сейчас же сразил его, произнеся следующую речь в свою защиту:

— Я верю в вымирание блох. Оно является фактором цивилизации, так как вымирание стоит на статистической, чрезвычайно ценной базе… Страна, стоящая за прогресс, должна знать число своих блох, разделенных по половым признакам, рассортированных согласно возрасту, годам, сезонам…

— Довольно! Довольно разглагольствовать, молодой человек! — прервал меня «главный врач». — До вас приезжало много таких пареньков из Европы, которые нас тоже кормили баснями в этом роде и в конце концов оказывались обыкновенными анархистами, как все остальные. Они даже и в анархизм больше не верили… Будет хвастаться!.. Завтра же вас пошлют на испытание к эмигрантам напротив, на остров Эллис, в отделение душей. Старший врач Мисчиф, мой ассистент, скажет мне, наврали ли вы. Вот уже два месяца, как Мисчиф требует у меня счетовода для блох. Вы отправитесь к нему на пробу. Марш! И если вы нас обманули, вас выбросят в воду. Марш! И берегитесь!..

Я выполнил — налево, кругом, марш! — перед американской властью, как я это делал перед столькими другими властями, то есть повернувшись к нему сначала передом, потом посредством быстрого полуоборота задом, отдавая в то же время честь.

Подумав, я решил, что ведь и статистика может помочь мне попасть в Нью-Йорк. На следующий же день доктор Мисчиф вкратце объяснил мне, в чем состоит моя служба. Он был толст, и желт, и близорук по мере сил и возможности, и носил огромные дымчатые очки… Должно быть, он узнавал меня так, как дикие звери узнают свою добычу, — больше по общим манерам, чем по деталям: с такими очками это было бы невозможно.

Что касается работы, то мы с ним сейчас же сошлись, и мне даже кажется, что в конце моего стажа Мисчиф относился ко мне с большей симпатией. Не видеть друг друга само по себе уже достаточно, чтобы симпатизировать, и потом его очаровывал мой замечательный талант ловить блох.

К вечеру у меня болели большой и указательный пальцы, столько я их давил за день; а работа моя еще не была кончена; оставалось еще самое главное — заносить в столбцы каждодневное положение вещей: блохи Польши… Югославии… Испании… площицы Крыма… Перу… Все, что кусается и тайно сопровождает впавшее в ничтожество человечество, проходило под моими ногтями. Как видите, это была монументальная, требующая тщательности работа. Вычисления наши проводились в Нью-Йорке в специальном отделении, оборудованном электрическими блохосчетными машинами. Каждый день буксирный пароходик карантина пересекал гавань, чтобы отвозить вычисления, которые надо было сделать или проверить.

Так проходили дни за днями, я понемножку выздоравливал, но вместе с разумом и нормальной температурой в этой комфортабельной жизни вернулась ко мне охота к приключениям и новым опрометчивым поступкам.

При температуре в тридцать семь градусов все становится банальным.

В субботу двадцать третьей недели ход событий ускорился. Товарища армянина, на котором лежала обязанность отвозить статистику, вдруг перевели на Аляску считать блох на собаках золотоискателей.

Вот это было повышение! Он был в восторге. Собаки на Аляске очень ценятся, они всегда нужны, и за ними ухаживают. В то время как на эмигрантов всем наплевать: их всегда слишком много.

Таким образом никого больше не было под рукой, чтобы посылать в Нью-Йорк с вычислениями, и, поломавшись, контора согласилась назначить меня. Мой хозяин Мисчиф пожал мне руку перед отъездом и посоветовал хорошо вести себя в городе. Это был последний совет, который он мне дал: я его и так нечасто видел, но тут мы расстались навсегда. Как только мы подплыли к пристани, дождь хлынул на нас, как из ведра, мой тоненький пиджак сейчас же промок насквозь, а статистика постепенно размякала у меня в руках. Но я все-таки сохранил часть, и из кармана моего торчал толстый пук этих самых вычислений. Он должен был придать мне вид делового человека в Сити. Преисполненный робости и волнения, я кинулся навстречу новым авантюрам.