Читаем Путешествие на край ночи полностью

Для нас бесспорно, что на всех трех континентах Бардамю встречает агрессивное зло, повсюду подстерегающее человека в XX веке; важно, однако, что эта агрессивность не ограничена конкретным обществом или человеком. В воображении Селина угрожающей является сама Вселенная. Сужаясь, отделяясь от космоса, пространство — будь то пространство абсолютно изолированного корабля в море или просто комнаты в гостинице — уже подавляет. Пространство способно угнетать и на парижской окраине, и на узких улицах Манхэттена, где близость высоких стен создает у человека впечатление, будто он на дне глубокого рва и никогда ему отсюда не выбраться. Чувственное восприятие человека адаптируется только к воздействиям, находящимся в определенных границах; то, что за границами воспринимается как агрессия. В Африке, например, Бардамю отовсюду грозит насилие — глаза страдают днем от слишком яркого солнца, слух страдает ночью от рева животных и звуков тамтама. Звуковую агрессию в другой форме он встретит на заводе Форда в Детройте. В представлении Селина, мир, естественная среда обитания человека, постоянно находится в состоянии агрессии против человека. Сама земля то и дело превращается в грязь, которая хватает и, кажется, засасывает ногу. И поскольку расположенный недалеко от фронта госпиталь окружен размытыми дождем полевыми дорогами, Бардамю не может отделаться от ощущения, что это место и станет скоро его могилой. В его воображении сам обряд погребения — с необычайной силой конкретности — ассоциируется с посевом, когда в землю кладут зерно, чтобы выросли хлеба. Растительный мир, именно так связанный с землей, тоже символизирует агрессию. Пока речь идет об Африке, можно предположить, что неприятное чувство, испытываемое Бардамю, объясняется просторами и изобилием, непривычными для европейцев. Но уже раньше автор заметил по поводу Булонского леса, примыкающего к Парижу, леса совсем не дикого и не подавляющего размерами: «В природе всегда есть что-то пугающее, и даже в том случае, когда она определенно приручена — как Булонский лес, — у истинного горожанина все равно тревожно сжимается сердце». Да, у Селина нет равных в передаче мировосприятия горожанина. Мир природы, который для многих является источником радости, у Селина постоянно имеет угрожающий облик, даже когда о дикой природе и говорить не приходится.

Плоть индивидуума постоянно подвергается агрессии извне, со стороны себе подобных; в мирные времена эта агрессия либо скрыта, либо проявляется как нечто исключительное; во время войны она откровенна и груба. Плоть подвержена и болезням, грызущим ее изнутри, наука разъяснила нам, что, избегая одних болезней, мы все равно попадаем в лапы других. Образная вселенная, куда входим мы, читая Селина, ни на минуту не дает нам забыть, что нас подстерегают болезни и старость. Он описывает самые крайние формы и того и другого — болезни обрушиваются на детей и молодых женщин, старость деформирует человека до неузнаваемости, и порой разложение какой-либо части тела начинается раньше, чем наступает физическая смерть. Даже рот, этот инструмент слова, явлен нам при описании кюре Протиста как источник гниения.

Неверно думать, будто Селин обращает внимание только на признаки деградации. В другом случае — образ матушки Анруй — он сумел показать, как сохранившиеся в организме сила и бодрость стирают с лица старости признаки возраста. И он многих превосходит в лиризме, славя при описании каждой встречи Бардамю с женщиной красоту юного мускулистого женского тела. Но сколь ни привлекательны эти победы над смертью, время их отмерено. Эта главная истина неустанно преследует воображение Селина, и волей-неволей он снова и снова привлекает к этой истине внимание тех из нас, кто готов иногда об этом забывать.

Любое насилие со стороны природы или человека — только репетиция, только предвестие финального насилия смерти. Воображение Селина как бы постоянно намагничено биологической и метафизической неизбежностью смерти. Страх перед смертью или ее притягательность, пособничество смерти или борьба против нее — все вращается вокруг этой темы. Именно этот мотив придает столь глубокий смысл разоблачению социального зла и нравственной критике человеческой природы, находящимся на первом плане романа.

Селиновский герой — жертва разнообразных агрессивных действий, этим он и трогает нас в первую очередь. С первой минуты, с того эпизода, когда Бардамю увлекают звуки военного марша, его все время кто-то преследует. Едва удается избежать одной угрозы, настигает другая. Его жизнь, как и жизнь любого человека, — это бег с препятствиями, победить в котором невозможно. Во второй части романа Бардамю как будто относительно защищен от агрессивности своей профессией врача, но его двойник — Робинзон принимает эстафету и идет навстречу смерти.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза