Путешествие на край ночи

Смерть, являясь высшим выражением реальности, ставит нас перед серьезным вопросом. Для Селина вопрос не в том, есть ли жизнь после смерти, его интересует, осознанно или неосознанно отношение человека к смерти — как других людей, так и к своей собственной.

Из опыта войны Бардамю извлекает убеждение, что сержанты и офицеры являются часто настоящими «пособниками смерти», с таким хладнокровием и даже энтузиазмом посылают они солдат убивать друг друга. Возникает вопрос: действуют ли они лишь согласно своим индивидуальным склонностям или в них получила развитие обычно скрываемая черта человеческой природы? После того как война на многое открыла ему глаза, Бардамю проходит и через другие испытания, осмысляемые в сопоставлении с фронтовыми. Разве не является «пособником смерти» врач, если он не исчерпал всех возможных средств для борьбы с ней, неважно почему — из-за недостатка ли знаний, усталости, погони за заработком или из-за самолюбия, соперничества со своими коллегами? Раньше чем приступить к описанию некоторых вариантов поведения людей, с которыми сталкивается Бардамю в «Путешествии на край ночи», Селин уже рассуждал о пособничестве смерти в своей диссертации, посвященной венгерскому врачу XIX века Земмельвейсу. Речь шла о врачах, которые по своей ограниченности не приняли тех мер антисептической обработки, необходимость которых была доказана открытиями Земмельвейса. Подозрение в «пособничестве смерти», конечно, касается отдельных профессий больше, чем других, но вовсе не ограничено ими. Сфера его действия широка. На подозрении могут оказаться политические деятели разных уровней и направлений, поскольку они терпят сложившиеся на городских окраинах условия жизни: и недоедание, и антисанитария являются фактором смерти; а вслед за политическими деятелями среди подозреваемых могут оказаться и граждане, которые их избирали и разрешают им делать что угодно. Да и банальные действия, квалифицируемые обычно как проявления недоброжелательства и злобности, разве не являются они разменной монетой желания убить, стыдливо не осознаваемого? Все ближе и ближе подводит жизненный опыт Бардамю к вопросу, который снова касается смерти: считая смерть абсолютным злом, не испытываем ли мы тем не менее удовольствие, видя, как смерть хватает нашего ближнего, особенно когда сами способствуем этому? Разве не здесь кроется тайна бессознательной легкости, с какой люди приемлют войны, которым они, конечно, могли бы помешать, если бы по-настоящему этого захотели? В книге много такого рода подозрений, они не перерастают в нечто очевидное, но от них уже не избавишься, раз они появились. Подозрение довлеет над миром «Путешествия», и поэтому мы воспринимаем Бардамю как вечно преследуемого путешественника.

Правда, в жизни Бардамю, кажется, был момент, когда он мог вырваться из этого порочного круга. В Детройте он обрел в лице Молли женщину, которая могла бы составить его счастье, относившуюся к нему с таким пониманием, что за ним легко было угадать искреннее чувство. Но уже почти согласившись принять эту долгожданную защищенность, Бардамю вдруг от нее отказывается и выбирает трудную жизнь, ожидающую его во Франции. Робинзон, кстати, сделает то же самое — хотя Мадлон не обладает характером Молли, — когда откажется от материальной обеспеченности, замаячившей перед ним после стольких злоключений. А разве Баритон, директор клиники, где работает Бардамю в финале романа, не отказывается тоже от стабильности и достатка ради погони за приключениями? Жизнь не так проста, человек не становится счастливым только оттого, что за ним больше никто не гонится. Рутина слишком спокойной жизни вызывает у тех, кто имеет возможность ей предаться, ощущение скуки, столь же непереносимой, как и опасности, подстерегающие тех, кто этого спокойствия лишен.

Пессимизм селиновского видения мира обнаруживает здесь свое двойное дно. Преодолеть страх перед агрессией можно только с верой в достижимость счастья, то есть жизни без агрессии. Что происходит, если такой веры нет? На этот вопрос, пожалуй, и отвечает автор в последнем эпизоде романа, когда Робинзон, понимая, что Мадлон способна на все, провоцирует ее все более раздражающими репликами, пока она не спускает курок, убивая его. Сознательно ли он вел к этому? Для Бардамю эта смерть является концом путешествия, потому что находит подтверждение другая его догадка, зеркально отражающая первую и еще более страшная: не исключено, что в психике человека еще глубже, чем жажда убивать, скрыто желание быть убитым.

Это и есть край ночи.

Такие вопросы, остающиеся без ответа, отбрасывают тень далеко за пределы социальной сатиры или утверждений, касающихся природы человека, а именно в сферу воображения. Подобные вопросы придают роману, который мог бы оказаться просто формой демонстрации определенных, облеченных в форму сюжета идей, глубину, присущую подлинному искусству.