Путешествие на «Париже»

Он не понимал, что она оплакивала всех погибших детей и еще больше жалела всех матерей, которые уже никогда не смогут по-настоящему защитить своих сыновей и дочерей. Материнская любовь не может спасти их от бед; и как бы она ни старалась, ее детей всегда будут подстерегать опасности: болезни, несчастные случаи, неудачи. Констанция, не сводя глаз с малышки и размышляя о том, что предстоящая ей задача практически невыполнима, проплакала все утро.

Несколько недель спустя появилась песня «Когда пошла на дно „Лузитания“» и сразу стала популярной, ее играли на танцах, фестивалях и ярмарках, а кое-кто из приятелей Констанции купил пластинку с ее записью. Казалось, в то лето все пели песню о «Лузитании», а мужчины из уважения к погибшим снимали при этом шляпы. У Констанции же всякий раз, когда она ее слышала, на глаза наворачивались слезы.

Глядя в иллюминатор, Констанция стала напевать:

Кто-то потерял отца,
Кто-то потерял супруга,
Кто-то мать, сестру и брата,
Кто-то дорогого друга.
Женщины и дети пошли ко дну,
Хватит воевать! Кончайте войну!
Храбрые и достойные покоятся на дне,
Гибель «Лузитании» – проклятие войне!

Держась за мебель, Констанция добралась до комода, сняла с него фотографии и села на кровать. Элизабет уже шесть, а у нее по-прежнему круглое личико, как у младенца… А Мэри… Мэри родилась, когда была объявлена война. Вот она, славный ребенок… С минуту-другую Констанция разглядывала фотографии дочерей: их лица, улыбки… А потом бросила мимолетный взгляд на портрет мужа. Серьезное лицо, похоже, выражало неодобрение; оно, казалось, осуждало ее, точно сам снимок подозревал ее в увлечении корабельным доктором. Она могла поспорить, что Серж бы отнесся к гибели «Лузитании» с гораздо большим сочувствием.

Отложив в сторону фотографии, Констанция выбрала яблоко и стала вспоминать мельчайшие подробности проведенного с Сержем вечера: его приход в семь часов с орхидеями, роскошный ужин, вальсы, мимолетный поцелуй. Констанция откусила кусок яблока. А что, если Серж тоже женат? Будь он холостяком или вдовцом, он бы обязательно на это намекнул, шутливо или с грустью. Она слышала, что европейцы относятся к нравственности с меньшим почтением, чем американцы. А может быть, его поцелуй – просто знак дружеской симпатии? Приятели Фэйт, здороваясь и прощаясь, без конца целовали друг друга в щеку.

Покончив с яблоком, Констанция села на кровати и задумалась: чем бы ей теперь заняться? Одеваться было еще слишком рано. Она надеялась, что в ближайшие часы Серж обязательно заглянет к ней проверить, как она переносит шторм. Может быть, заказать кофе? Пожалуй, не стоит, ее и так немного подташнивает. Лучше лечь в постель и дочитать «Загадочное происшествие в Стайлзе». Тогда сегодня вечером она сможет подарить ему на память эту увлекательную книгу, которую, между прочим, написала женщина.

* * *

Жюли атаковали какие-то руки, языки, волосатые тела, и, проснувшись с колотящимся сердцем и вся в поту, она едва сдержала крик. Все остальные женщины еще спали. Хотя едва рассвело, ей были видны тесемки фартука Симоны, который та повесила накануне на подпорку кровати. Они качались взад-вперед наподобие маятника. Волнение на море усилилось, и, лежа в постели, Жюли явственно ощущала, как ее качает из стороны в сторону. Она закрыла глаза и попыталась глубоко дышать, но вскоре почувствовала, что ее вот-вот вырвет, и, схватив халат и купальные принадлежности, Жюли выпрыгнула из кровати и босиком побежала по коридору в ванную комнату.

Там она с четверть часа простояла над унитазом, и, хотя после этого желудок ее уже был пуст, спазмы в животе продолжались. Преодолевая боль, Жюли поплелась в душевую. Ступив на холодный кафель, она повесила одежду на крючок возле кабинки и, зайдя, задернула занавеску. Взгляд ее скользнул по обнаженному телу: ее тонкая кожа по все стороны от медальона была покрыта темными масляными пятнами, синяками и синеватыми отпечатками пальцев, словно и она теперь была татуирована вечной отметиной – напоминанием о ночи с Николаем. Жюли закрыла глаза и встала под тепловатую воду. Глубоко дыша, она принялась изо всех тереть кожу – она отмоет все до последнего пятнышка и будет пахнуть только мылом и больше ничем. Мыльной тряпочкой она осторожно провела между ног, смывая выделения и запекшуюся кровь. Удивленно качая головой, она внимательно изучила запачканную тряпочку.

– Николай любит меня, – произнесла Жюли и, настигнутая новым приступом тошноты, прислонилась к стене.

Что же теперь будет? Они поженятся? Будут ли они счастливы? Она закашлялась, выплюнула мокроту, вытерла рот рукой и вымыла руку.