Путешествие на "Щелье"

— Вот первый случай, когда мне действительно повезло, — говорил Буторин однажды, передавая мне большой моржовый бивень. — Возьми на память. Забивали моржей на острове. Кончили стрелять, часть моржей ушла в воду, выхожу на берег. Лежат убитые моржи, не обращаю на них внимания, поворачиваюсь к ним спиной, начинаю втаскивать лодку на берег. Один морж, оказывается, был живехонек. Притворился, наверно, решил отомстить за то, что перестреляли его подруг. Подполз ко мне сзади, поднялся и — меня бивнем в спину. А я в этот момент наклонился — дергал за веревку, привязанную к лодке. Бивень пробил телогрейку, скользнув по спине. Моржа, конечно, пристрелил. Только теперь там побаливает, видно почку он мне задел все–таки.

Второй случай везения, сказал Буторин, — это встреча со мной. Это, конечно, шутка. А мне действительно повезло, что я встретился с ним на Диксоне.

4

На улицах поселка мы встречаем иногда невысокую старую ненку в ветхой панице, пугливую, неразговорчивую. В ответ на приветствие она что–то пробормочет по–ненецки и быстро засеменит прочь. Это старейшая жительница Варандея Анастасия Константиновна Вылко, сестра Тыко Вылко. Мы с Буториным хорошо его знали…

Последние годы жизни Тыко Вылко провел в Архангельске. Почти всегда я заставал его за работой над какой–нибудь новой картиной. На многих из них он изображал своего друга, известного полярного исследователя Владимира Русанова, с которым они вместе путешествовали по Новой Земле.

— Очень его люблю, — говорил Вылко. — У нас было две головы и одно сердце…

Он рассказал, как Русанов в 1910 году привез его в Москву, познакомил с художниками, которые организовалн выставку картин первого художннка–ненца

Вернувшись в родное становище, Вьшко стал настраивать земляков против царя и церкви. Его хотели арестовать. но он скрылся, несколько лет прожил в избушке, сооруженной из плавника, на диком берегу Карского моря. Ненцы помогали изгнаннику как могли, а после революции избрали его председателем островного Совета… Этот пост он занимал в течение тридцати трех лет.

— Как в сказке у Пушкина. — говорил он с улыбкой, — жил рыбак у синего моря, ловил рыбу тридцать лет и три года.

В своей памяти Вылко хранил множество ненецких народных легенд и песен, с его слов я записал некоторые из них.

Когда он пел, его лицо словно оттаивало, как тундровая скала под лучами солнца, голос напоминал гул полярной пурги, морского прибоя. Кончит петь, закроет глаза, излучающие сияние, задумается, пошевеливая бровями, похожими на куски ягеля, скажет проникновенно:

— Хорошая песня, длинная. Ее надо петь восемь дней…

Он и сам писал стихи, песни, фантастические поэмы, сказки. Тыко Вылко умер в 1960 году в возрасте семидесяти четырех лет.

5

На север, как советовал Анатолий Пырерко, мы не пошли. Буторин сказал, что это рискованно.

— В таком путешествии без риска не обойтись, это было ясно еще в Архангельске, — возразил я. — Не до осени же нам стоять в Варандейской бухте.

— Я не за себя беспокоюсь, а за тебя. Я-то на риск пойду, мне что! Жизнь прожил, с удовольствием нырну и утону.

— Брось, Дмитрий Андреевич. Не нырнешь. А обо мне не беспокойся, знаю, на что иду.

— А я что, не знаю? — вскипел Буторин. — На три дня страху тебя хватит, не больше.

— На триста хватит, на сколько угодно. Как и тебя. Плохо ты меня знаешь.

Мы сидели друг против друга и вели этот веселый разговор.

— Ничего страшного с нами не случится, — продолжал я. — В крайнем случае нас спасут. Но я знаю, что до этого не дойдет. Чувствую. Каким бы путем ни пошли, все будет в порядке. А зимовать в Варандее я не буду, вернусь в Архангельск.

— Ну, мы с тобой выдюжим, — Буторин заговорил спокойно. — А «Щелью» потеряем. И конец нашему путешествию.

— Это другой разговор. Как мы ее потеряем?

— Очень просто. Попадем в мелкобитый лед в ледяную кашу, налетит шторм. Льды будут кромсать «Щелью», как ножами. Борга не выдержат, хватит их на час А большую льдину не всегда найдешь. Я был в том районе. В начале июля не могли подойти к острову Матвеева из–за припая. Удобной стоянки у нас гам не будет.

— Встретим мелкобитый лед, вернемся в Варандей — неунимался я. — К Матвееву подходить необязательно.

— Подождем день–два, — закончил дискуссию Буторин. — Может, припай распадется…

Я снова уткнулся в карту. Где–то пройдет путь нашей «Щельн» — тонкая пунктирная линия, нанесенная карандашом… Можно обогнуть остров Матвеевассе–вера. Можно пройти проливом между ним и Долгим.

На Матвееве — полярная станция. Для островитян приход «Щельи» был бы праздником. Поморы там тоже причаливали — на острове сохранились кресты трехсотлетней давности.

Хочется побывать на всех этих островах, больших и малых, в каждой промысловой избушке.

На Долгом зимовали паломники, которые направлялись с Енисея в Соловецкий монастырь. Цинга не пощадила никого. Как они жили там? Построили из плавника целый поселок, занялись охотой. А потом…

— Дмитрий Андреевич, ты долго жил на зимовках — на Таймыре, на острове Расторгуева, с женой и ребятишками. Скажи, приходилось вам туго, голодали вы когда–нибудь, болели цингой?