Читаем Путешествие на "Щелье" полностью

— Такого не было. Ни голода, ни цинги. У меня на зимовках всегда было не меньше пятнадцати собак, даже им еды хватало.

— Зачем столько собак?

— Собака всегда себя оправдает. В крайнем случае ее можно съесть. А против цинги средств много. Морошка. Свежее мясо. Луковицу положи в воду, прорастет, вот тебе витамины. Я своих ребят приучил, как добуду нерпу на припае, они уже бегут с кружками, пьют кровь. Не только цингой, вообще ничем не болели. В жире любого морского зверя витаминов в тысячи раз больше, чем в сливочном масле. И мясо…

К югу от Долгого — острова Зеленцы, Большой и Малый. По плану «Щелья» должна пройти между ними и материком в Хайпудырскую губу. Сейчас там — сплошной припайный лед. А на север дорога открыта. По словам Пырерко, в это время у восточного побережья Долгого тоже стоит припай, к берегу не пристанешь. Во время прилива с моря подходит плавучий лед, наваливается на припай. Течение перебарывает любой ветер. «Щелья» может попасть в ледяные клещи, если не успеем за время отлива обогнуть остров. У западного берега припая нет. Как бы мы ни пошли отсюда к Югорскому Шару, расстояние примерно одинаковое, но путь мимо Зеленцов безопаснее.

Ночью выхожу прогуляться. Пыжик, дремлющий на крыльце, настораживается, вопросительно смотрит на меня. Он готов в любую минуту мчаться на «Щелью». Поскорее бы поднять паруса, завести мотор и ринуться в прохладную, полную света морскую даль!

<p><emphasis><strong>Глава четвертая</strong></emphasis></p><p><strong>1</strong></p>

Мы вышли из Варандейской бухты 29 июня после десятидневной стоянки. Расталкивая плавучие льдины, медленно двинулись вдоль берега и вскоре на подходе к Полярному мысу уперлись в двухметровый припайный лед. Разбитый трещинами на огромные глыбы, вдавленные в песчаный берег, припай держался крепко. Со стороны моря к нему вплотную подступали сморози — неподвижные нагромождения льдин. Весна словно обошла стороной эту ледяную пустыню. Солнце сияло ярко, но ему было не под силу справиться с твердыми как гранит, мертвенно–синими громадами. На мысу одиноко маячила геодезическая вышка.

— Покури пока, — сказал Буторин, взяв бинокл ь. — Поднимусь на вышку, погляжу, что там впереди.

Я зацепился багром за припай. Пыжик тоже выбрался на берег, отыскал гнездо лемминга, заработал передними лапами. В тундре–настоящее лето.

— Не пройти, кругом сплошные льды, — невесело сказал Буторин, вернувшись из разведки. — Чистая вода только далеко на северо–западе. Пойдем в Песчанку или обратно в Варандей. Тут стоять опасно. Смотри, ветер с берега, отлив, а льдины движутся сюда, против течения. Загадка природы…

Двинулись в обратный путь. Часа два расталкивали льдины и попали в ловушку. Не заметили отмель, которая под косым углом отходила от берега. Она и разворачивала льдины не так, как положено. Когда выбрались, была уже полночь. Зацепились за неподвижную льдину, решили ночевать. Я затопил печь, приготовил ужин, перед сном вылез из каюты, сел возле мачты, закурил. По привычке начал вычерпывать воду и заметил, что ее поверхность покрыта радужными узорами. Выбросил папиросу за борт.

— Дмитрий Андреевич, что–то много масла или бензина. Пролил, что ли?

Он выглянул из каюты, выругался.

— Совсем забыл! Склероз…

Оказывается, он решил слить бензин из бака в канистру, приладил шланг и забыл об этом. Канистра наполнилась, бензин продолжал литься из бака. Литров пятнадцать растеклось по «Щелье». Наше счастье, что она не вспыхнула как факел. Мы лили в нее воду и вычерпывали. Трудились до утра.

Я был против возвращения в Варандей, мы поспорили немного и остановились, не доходя до него, в устье реки Песчанки. Отправились в гости к рыбакам. На возвышенности — два чума, избушка. Множество мелких озер, соединенных протоками, — лабиринт.

Из чума вышел ненец лет сорока, одетый не по–здешнему, в полупальто и кепке. Я догадался — это Митро–фан Лагейский, мне говорили про него в Варандее: живет в городе Грозном, приехал в отпуск, не был в родных местах двадцать пять лет. Познакомились, он пригласил нас в чум. Уселись на мягкие оленьи шкуры, разостланные на деревянном полу.

Хозяйка поставила перед нами столик на низких ножках. Едим скоросолку, уху из омулей.

Лагейский говорит по–русски без акцента. Служил в армии на Дальнем Востоке, работает в Грозном строителем, у него там жена, сын. Рад, что приехал в тундру в самое хорошее время: весна, комаров нет, охота, рыбалка.

— Хочу послать в Грозный посылку, вяленых омулей. Боюсь, испортятся.

— Как завялить, — сказал Буторин. — Засолите в рассоле, потом сушите. В воде не промывайте. Не испортятся.

— Хорошо бы соленой икры привезти.

— Омулевая икра–замечательная вещь, только и ее солить надо с толком. Я на зимовках перепортил ее, наверно, не один центнер, прежде чем нашел правильный рецепт. Сколько ни клал соли, икра портилась, не мог сохранить. Потом сообразил, в чем дело. Она не просаливалась, какие–то икринки соль не охватывала, они начинали портиться, от них другие. Рецепт простой: надо тоже засаливать в рассоле. Можно сделать слабый раствор, средний, крепкий, по вкусу. Икра будет сохраняться долго…

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже