- В нашем распоряжении всего одна неделя, - сказал вице-глава. — Если мы проведем в карантине пять дней, что останется? Кроме того, ежедневно за питание, медицинское обслуживание и ночлег в санитарном городке берут по четыре доллара с человека. Не знаю, что сказать… - оборвал свою речь Исрафил, пожав плечами.
- А что скажет наш доктор? - обратился ко мне Кори-ака.
Вообще-то доктор хотел посмотреть древний город Каир, прославленный Порт-Саид, познакомиться с людьми этой страны, первой на африканском континенте сбросившей колониальное иго, но честно говоря, я больше не мог вынести пребывания на чужбине. Невмоготу мне было.
- Будь я один — поехал бы домой, - ответил я.
- А сейчас, когда вы не один, что скажете?
- А сейчас скажу, что я всего только член группы, а вы ее руководитель.
Мы, восемнадцать паломников, расположились в самом большом салоне ИЛ-18. Летим в Москву. Самолет набрал высоту десять тысяч метров.
После завтрака, убирая посуду, ко мне наклонилась одна из стюардесс:
- Если вас не затруднит, зайдите к нам в буфет.
В буфете знакомая девушка, стоя с микрофоном в руке, сообщала пассажирам, что мы летим над Черным морем и что температура за бортом двадцать пять градусов ниже нуля. Затем она повесила микрофон и поставила передо мной поднос с рюмкой коньяку, бутылкой лимонада и апельсином на маленькой тарелке.
- Мы оставили вам здесь вашу порцию, - застенчиво произнесла она.
- Очень тронут вашей заботой, но теперь мне нет надобности пить. Большое спасибо, милая девушка.
Еще в Хартуме я почувствовал, что девушки с симпатией поглядывают на вашего покорного слугу.
Я решил, будь что будет, воспользоваться их добротой.
- Позвольте спросить у вас одну вещь?
- Пожалуйста, - отозвалась старшая стюардесса.
- Можно ли прямо отсюда, из самолета, сообщить в Москву о приезде?
- Вообще-то это не в правилах, но в порядке исключения… Если, конечно, у того, кого вы хотите известить, имеется телефон. Кому вы хотите сообщить?
- Товарищу.
- Валя, - обратилась веселая девушка к своей подруге, - попроси Алауддина прийти сюда, как только у него кончится сеанс.
Не прошло и минуты, как Валя вернулась с бортрадистом, высоким, кареглазым, русоголовым парнем. По-военному отдав честь девушке, он отрапортовал ей:
- Раб Алауддин вместе со своим войском джинов и дивов явился в ваше распоряжение. По первому вашему слову здесь, в любых слоях атмосферы, мигом будет воздвигнут великолепнейший дворец, а если соизволите повелеть, все цветы Москвы будут собраны и привезены в Шереметьево к тому моменту, когда ваши ножки коснутся родной земли!
Тем же шутливым тоном бортрадист перечислил еще ряд чудес, которые готов сотворить волшебник Алауддин, и в конце тирады привел две строчки стихов. Они звучали приблизительно так:
- Боречка, оставь свои шутки. Вот, познакомься, это тот самый доктор, о котором я тебе говорила сегодня утром в Хартуме. Он сейчас даст тебе номер телефона, и пусть кто-нибудь из твоих знакомых позвонит из аэропорта, хорошо?
- Миллион раз хорошо, ласточка моя, сто миллионов раз хорошо!
- Ладно, ладно, и одного раза достаточно.
- Товарищ доктор, - с той же шутливой торжественностью обратился ко мне бортрадист. - Считайте свою просьбу выполненной. Но и у меня к вам большая просьба. Объясните этой красавице, что сердце не бывает из камня…
- Ладно, ладно тебе, довольно, иди, - девушка ласково принялась подталкивать этого удивительного парня к выходу.
В душе я был благодарен судьбе за то, что, еще не успев достичь родной земли, уже дышал ее воздухом. Я вновь вижу, как люди бескорыстно помогают друг другу, не требуя взяток, бакшиша, риалов. Вновь и вижу, как люди весело беседуют, улыбаются, шутят, смеются.
- Опять ты втихомолку выпил, - покачал головой Исрафил.
- Я же тебе говорил, что я не любитель спиртного.
- А почему у тебя на лице такое довольство?
- Искандару сейчас сообщат по радио, что я лечу.
- Смотри, какой молодец! Ну, садись, вынимай свой блокнот. Давай составим телеграмму моему сыну.
Под диктовку Исрафила я написал: Ленинград, названье улицы и номер дома, имя и фамилию его сына, а затем уставился на приятеля. Казалось, он искал слова и не находил.
- Пиши, - наконец произнес Исрафил и вновь замолчал.
- Говори же, что писать!
- Сынок, приезжай ко мне, - продиктовал Исрафил, голос его дрогнул, глаза увлажнились. Вынув платок, он принялся сморкаться.
Я понял, что ждать, пока он вновь примется за диктовку, бесполезно, и дописал: «Твой отец вернулся с того света».
- Что ты там насочинил?
Я прочитал вслух.
- «С того света…» Гм… Почему ты так написал?.. Э, да ладно, пусть будет по-твоему.
Подошел мулла Урок-ака, взял у меня две сигареты скрылся из-под надзора Кори-ака в хвост самолета.
- Что ты сделаешь первым долгом, когда мы приедем в Москву, Курбан?
- Пойду в баню.
- Гм…
Я громко запел: