По правде говоря, господин Дин остолбенел. Только многолетняя придворная выучка во что бы то ни стало сохранять безучастное выражение лица удержала его от оскорбительного и невежливого поведения. «Надо же, пакость какая», – перво-наперво подумал он. Потом, когда Натаниэль Лаллем скрылся за железной крепкой дверцей, Дину стало неловко за себя. За то, что человечек этот, по всему заметно – легкомысленный и развратный, так просто уловил его на свою молодость и красоту.
Нет, господину Дину вовсе не нужна репутация распутника. Тем более распутника, не разбирающего, с кем спит. Он вообще не представлял себе, как люди могут быть двуполыми и, соответственно, что делать с таким в постели. Когда сидели за столом и он подливал переводчику вино, Дин по достоинству оценил все, что было выставлено напоказ: оленьи глаза с поволокой, розовые губки бантиком, легкие завитки золотистых волос, мягкие очертания шеи и плеч, нежная гладкая кожа, округлые коленки, маленькие дразнящие грудки под обтягивающей их одеждой… Все словно само просится, чтобы прикоснулись, приласкали. Слюнки бы потекли у кого угодно. И вот, оказалось, что все это великолепие принадлежит неизвестно кому. Существу. Не он, не она. Оно. Если, конечно, Натаниэль Лаллем не врет. Но как обидно. Ведь дело было почти в кармане. Кажется, повали он Натаниэля Лаллема на подушки в том же Синем павильоне, тот бы и не пискнул ничего против. Господин Нэль начал бесстыдно предлагать себя еще в порту, иначе с чего бы Дин с ним связался?
Слегка оправившись от первоначального потрясения, советник прислонился спиной к старому серебристому тополю и тихо засмеялся. На ум ему пришла другая, очень забавная мысль. Если он правильно понял намерения господина Фай Ли, тот хочет предложить императору кого-то из своих соотечественников в жены. Вот это будет шутка. Всем известно, что таргский государь – ханжа. Он и женщин не очень жалует, что уж там говорить о мальчиках или – вот ужас! – о двуснастцах. Про эдакое при нем даже заикнуться никто никогда не посмел бы. Держать сорок наложниц для того, чтобы заходить к бедным женщинам раз в год попить чаю, и получить в собственную спальню эдакий подарок – великое Небо, для этого стоит потрудиться. «Я буду не я, – пообещал себе Дин, – если их не сосватаю. Просто ради удовольствия посмотреть следующим утром на государево лицо…»
Пока Джу попал из Портовых Тупиков на свою Колодезную, стало совсем поздно. В Порту веселье продолжалось день и ночь, там было полно огней, а в полудеревенском северном Приречье все, кто искал себе в этот вечер приключений, давно нашли их и успокоились. Улицы здесь не освещались, луна тлела узеньким серпом над золочеными крышами Царского Города. Крупные яркие звезды рассыпались совсем по-летнему, хотя, если в первый месяц лета после двадцати дней тепла вдруг выпадет снег, в Столице этому никто не удивится.
Джу шел, тихонько насвистывая мелодию из комической пьески «Скрипучие башмаки». Время он провел на славу. Денег хватило сразу на двух маленьких шлюшек, ужин и еще остался медяк на коробочку чая, которую Джу нес домой в рукаве. Дурацкие мысли, что он потратил трехдневный заработок на пустое дело, в то время как может настать момент, когда этих пол-лара ему не хватит на что-то жизненно важное и необходимое, Джу старался прогнать. «Нельзя всю жизнь быть нищим, – твердил он себе, – в конце концов, я стану когда-нибудь зваться „кир Джуджелар“. Считать медяки оскорбительно для такого имени…»
Подозрительный звук заставил его остановиться, когда до дома оставалось шагов тридцать. Джу мгновенно подобрался, скользнул к забору палисадника, в тень от густых кустов сирени и жасмина, и оставшееся расстояние прокрался, не издав ни единого шороха. Кто-то возился на крыльце с его стороны дома. Сопел и бренчал чем-то вроде набора ключей или отмычек. Грабить у Джу было что: коробочка с восемью ларами, а еще две отцовские сабли – легкая саврская в дорогих ножнах, с узким клинком и малым изгибом, какими щеголяет при дворе высокорожденная молодежь, и вторая – тяжелая таргская, иззубренная и древняя, то ли фамильное оружие, которое не перешло по какой-то причине к Волку, то ли военный трофей – историю ее Джу очень хотел бы узнать, но было не у кого. Мысль о том, что в архиве хватились дела № 213, он отбросил, потому что в таком случае к нему бы не пришли в одиночку. А пыхтящий и бренчащий человек на крыльце был один.
Когда Джу приблизился к калитке в свой садик, он расслышал парочку сказанных вполголоса в адрес трута и огнива слов, выпрямился и хотел уже спокойно войти, когда Шан, тщетно пытавшийся зажечь свечной фонарик, констатировал:
– Подкрасться тебе не удалось, Джуджелар. Во-первых, ты распугал всех трещоток в траве. А во-вторых, я тебя ждал.
Джу закрыл за собой калитку на щеколду.
– Здравствуйте, господин Шан, я очень рад, что вы зашли в гости. Но почему так поздно?
Шан поднялся с крыльца и спрятал огниво за пояс. Кажется, он даже был почти трезв. Трагическим голосом господин Шан сказал: