Путешествие на запад

Джел похвастался успехом перед кем-то из матросов, и нарисованная им картинка, словно люди увидели чудо, пошла по рукам. Тем же вечером капитан предложил оплатить ему работу, если он возьмется сделать копии с нескольких старых карт. Джел, конечно, согласился.

Времени у него было более чем достаточно, ни к каким работам на корабле его не привлекали, а материальную базу для побега следовало из чего-то составить. Не воровать же, чтобы, в случае неудачи, идти на каторгу уже по закону. Когда и в каком месте он сбежит, Джел еще не решил. Слишком уж точно по стрелке пеленга шла галера. Словно кто-то направлял ее нарочно, испытывая Джела на любопытство и выдержку. Грех было этим не пользоваться, поэтому Джел, закусив губу на некоторые обстоятельства, не торопился покинуть корабль.

Неприятностями он, кроме собственного зависимого положения, считал две вещи. Во-первых, после того, как его отмыли от тюремной грязи, вычесали вшей и колтуны из головы, одели в чистое и дали отлежаться, Джел понял, что галера воняет. Очень заметно воняет. Нужно было стоять с наветренного борта лицом к морю, чтобы не чувствовать тяжелый запах отхожей ямы, идущий с гребной палубы. Он очень не вязался с зеркальной чистотой верхней палубы и истинно флотским вниманием к этой чистоте. С запахом боролись, поливали, мыли, убирали, Скей составлял из сушеных игл какого-то дерева пахучие порошки, снизу выносили в корзинах отбросы, но после любой уборки гадкий запах только шире распространялся по кораблю.

Что творится на этой палубе, как живут там люди, тоже рабы, но прикованные к веслам, Джел первое время опасался заглядывать. Однажды заглянул и, несмотря на то, что гребцы несколько дней отдыхали и были, в общем-то, довольны, больше этот опыт решил не повторять. Диамирская тюрьма показалась ему раем после того, что Джел увидел внизу.

Второй неприятностью стало то, что на галере его сразу посчитали игрушкой из постели кира Агиллера. Не сомневался в этом даже Скей, спавший через тонкую переборку от них, и знавший бы наверняка, если бы по ночам в их каюте что-либо происходило, но на деле не слышавший ничего. Тем не менее он, как истинный служитель Единого, пытался исполнять свой долг и вести нравоучительные разговоры, стыдить Джела тем, что тот презрел монастырские правила и, хотя своими именами вещи тут по-прежнему называть стеснялись, ясно было, что в вину ему ставится разврат. Джел не знал, что ответить на проповеди. Его убеждали не делать то, чего он не делал и не сделал бы - как ответишь на такое? Что люди слепы? Что судят по себе? Жаловаться Агиллеру? В драку полезть? Но он видел гребную палубу и принял к сведению предупреждения о том, куда отправляются строптивые рабы и что там с ними происходит.

Пока Джел болел, каюта принадлежала ему одному, потом кир вернулся, и Джел перебрался с подушкой и одеялом на большой сундук. Было неудобно, он досыпал на кровати, когда кир уходил на палубу или на берег во время стоянки. На плоское остроумие в свой и Агиллера адрес Джел сердился, возмущался, бесился, пытался объяснить, что на него наговаривают зря, но доказать ничего не мог и, в конце концов, бросил даже пытаться. Потому что чем больше он кипятился, тем хуже получалось. Ему в лицо смеялись, и разговоры у него за спиной только обрастали подробностями. Кир, де, влюбился в мальчишку, а мальчишка жестокий, мучает старого вояку капризами.

Что касается Агиллера, принципы личного пространства и обязательной дистанции, неколебимые для Внешних Станций, он понял и чаще соблюдал, чем нет. Называл это "монастырская стыдливость", посмеивался, если Джел отдергивал от случайного контакта даже край одежды, но иногда нарочно ловил Джела за шиворот или локоть, чтобы посмотреть, как тот трепыхается - шутил, ему было смешно. И тут тоже ничего не сделаешь. Джела так воспитали на Внешних Станциях - личное пространство неприкосновенно без согласия на контакт. А здесь всем всё было смешно.

На Та Билане Джел впустил внутрь, но не слишком близко, всего двух людей - Ма, потому что они были нужны друг другу, и Хапу, потому что тот пожалел Джела по-отцовски во время очень тяжелого периода, в самые первые дни тюрьмы, и действительно очень помог.

Может быть из-за вони, может, по другим соображениям, но при любой возможности покинуть галеру, кир поливался духами и уезжал на берег - наносил визиты чиновникам, поставщикам, судовладельцам, подписывал какие-то бумаги, посещал официальные и неофициальные приемы, на протяжении которых Джел, если сопровождал его, вынужден был торчать на кухне с прислугой или слоняться на заднем дворе в пространстве, ограниченном свинарником, птичником, нужником и конюшней. На него обращали внимание хорошенькие служаночки и цепные собаки. Он старался держаться поближе к первым и подальше от вторых. Бежать пока не пробовал. Чтобы бежать, нужно было попасть на берег одному, а его не отпускали. Либо с менее внимательным сопровождающим - не Скеем и не Агиллером. Но с другими его тоже пока не отпускали. Нужно было ждать. Либо убираться с галеры вплавь.