Путешествие налегке (ЛП)

Сдерживая рыдания, она внезапно почувствовала, что бесконечно устала от Арне, от всех его надуманных страхов, от его претенциозной чувствительности… Она побежала в дом и, усевшись на край кровати, точно и со всеми страшными подробностями рассказала о чайке, искавшей яйца, которые она высиживала. Он молча слушал, но в конце концов перевернулся на спину и только пристально посмотрел на нее. Затем, улыбнувшись, спросил:

— А во что будем играть теперь? Будем пугать друг друга? Искать яйца чайки? Ты ведь сказала, что мы придумаем какую-нибудь веселую игру, которая никому совершенно не нужна.

Эльса поднялась; она подошла к столику, на котором мыла посуду, и стала энергично собирать корм в мисочку Казимиры, затем открыла дверь и свистнула.

Арне закричал:

— Ты мешаешь гаге! Ты не можешь кормить это чаечье отродье хотя бы по другую сторону от дома?

Чайка прилетела. Все с тем же упорным пронзительным криком, с теми же сильными мягкими крыльями, гладившими лицо Эльсы… Но вот чайка села ей на руку, Эльса громко захохотала, уронила мисочку и, несмотря на могучее сопротивление крыльев, обхватила чайку обеими руками… Все было так, как представляла себе Эльса, абсолютно так, гладкая, как шелк, и крепкая, неимоверно живучая сила, плененная ее руками! Внезапно, с быстротою секунды пронзило ее редкостное и неистово-яростное ощущение радости объятия. Но это ликующее ощущение покинуло ее, как только огромная птица, резко высвободившись, взлетела, плавно заскользила над берегом и исчезла. Было необычайно тихо. Эльса по-прежнему стояла не оборачиваясь.

Арне сказал:

— Я видел вас вместе.

Его глухой голос был отдаленно-чужим.

В тот день была мягкая пасмурная погода, располагавшая к задумчивости, погода, когда, кажется, все застывает. На кусте роз уже появились мелкие светло-зеленые листочки. Арне не смотрел на гагу, но он все время знал, что она там, на своем месте, что она — подруга, которая не изменит.

Надо было, во всяком случае, взять с собой радиоприемник, но они ведь решили пожить наконец в долгой, благословенной тишине, да, такой у них был план. К вечеру с моря поднялся густой туман и принес с собой еще более глубокую тишину. Остров внезапно стал нереальным, он уменьшился в размерах, а четыре окна их домика словно облепило толстым белым шерстяным покровом. Все птицы, казалось, исчезли. Но это была как раз такая погода, в которой нуждалась гага, чтобы отвести своих птенцов вниз, к морю.

Эльса приготовила вечерний чай. Они пили чай, каждый читая свою книгу. После чая Арне вышел на крыльцо. Он вышел вовремя: он увидел, как его гага медленно спускается с холма, а за ней, выстроившись в один ряд, движутся птенцы. Это было невероятное, фантастическое, столь замечательное зрелище, что он окликнул Эльсу, пусть она тоже посмотрит, — и в тот же миг послышалось хлопанье могучих крыльев, и огромная белая птица, ринувшись на одного из птенцов, схватила его, и прямо на глазах охваченного ужасом пред своей беспомощностью Арне гагачонок постепенно исчезал в разверстом клюве птицы. Арне громко закричал и кинулся, чтобы защитить птенца. Он поднял камень и бросил его в чайку. Арне никогда не мог попасть в цель, но на этот раз ему удалось метко кинуть камень; раскинув крылья, птица лежала на склоне холма, словно распустившийся цветок, она была белее тумана, а ножка гагачонка по-прежнему торчала у нее из клюва.

— Эльса, я убийца! — закричал он.

Она, стоя рядом с ним, легко коснулась его руки и сказала:

— Смотри, они идут дальше.

Гага и птенцы продолжали спускаться вниз, к воде, теперь они двигались в тумане.

Он повернулся к ней:

— Ты не понимаешь, что произошло! Я убил Казимиру, я случайно попал в нее, в твою Казимиру!

Арне был страшно взволнован; подняв мертвую птицу за одно крыло, он пошел на берег — бросить ее в море. Эльса смотрела ему вслед, решив промолчать о том, что убил он другую, серебристую чайку с желтым клювом и серыми ножками. И что Казимира, естественно, никогда больше не вернется сюда.

Оранжерея

Когда мой дядя окончательно состарился, он стал интересоваться ботаникой. Свою собственную семью он так и не завел, но у него были многочисленные сердобольные родственники, которые о нем заботились; они купили ему дорогие, прекрасно иллюстрированные книги по ботанике. Дядя похвалил книги и отложил их в сторону.

Но когда родственники отправлялись на работу, в школу или еще куда-нибудь, каждый по своим делам, он выходил из дома, садился в трамвай и ехал в ботанический сад. Ехать туда было далеко и неудобно, почти всю дорогу приходилось мерзнуть, но все неудобства этой поездки окупались ожиданием момента, когда он распахнет ворота оранжереи и в лицо ему ударит теплый воздух, напоенный сильным и вечным запахом цветов. Не менее приятно было погрузиться в тишину. Посетителей здесь не было почти никогда.