Путешествие Нильса с дикими гусями

Последней на праздник явилась Акка со своей стаей. Долгим был её путь к Куллабергу – ведь ей надо было сначала отыскать Нильса, который ушёл очень далеко, увлекая серых захватчиц своей дудочкой и уводя от замка Глимминген, куда тем временем благополучно вернулись чёрные крысы.

Однако не Акка отыскала мальчика, а аист Эрменрих, и первым делом попросил прощения за непочтительное обхождение накануне. Нильс охотно простил аиста, и радости его не было предела, когда он услышал их со старой гусыней разговор.

– Я хотела, господин Эрменрих, обратиться к вам с просьбой, – сказала Акка. – Не разрешите ли мальчику полететь с нашей стаей на Куллаберг? Он не выдаст нас людям, ручаюсь.

– Матушка Акка, – взволнованно воскликнул аист, – это будет лишь малая награда за то, что он сделал для нас! Я буду счастлив отблагодарить его за всё, что ему пришлось вынести сегодня ночью. Мало того, я самолично понесу Мальчика-с-пальчика к месту торжества.

Получить похвалу от умного и уважаемого Эрменриха очень приятно, и Нильс почувствовал себя счастливым.

Во время путешествия на Куллаберг с мальчиком на спине аист мчался гораздо быстрее, чем гуси: Акка, а за ней и вся стая, летела всегда по прямой линии, равномерно взмахивая крыльями, а Эрменрих проделывал в воздухе разные фокусы – то парил, раскинув крылья; то опускался вниз с такой скоростью, что, казалось, камнем рухнет на землю; то кружился около Акки. Только теперь Нильс, у которого дух захватывало от страха, почувствовал, что значит по-настоящему летать.

Они опустились на каменистый пригорок, предназначенный для диких гусей. Оглядывая с любопытством площадку, мальчик увидел и оленей с развесистыми рогами, и лисиц, и четвероногую мелюзгу; одни пригорки пестрели разно-цветным оперением птиц, другие серели от шкурок мышей.

По обычаю, издавна установившемуся на Куллаберге, игры открыли вороны, устроив в воздухе настоящее представление: птицы то разлетались в стороны, выстраиваясь в замысловатые фигуры, то бросались друг другу навстречу, явно гордясь своим искусством. Всем присутствующим эти танцы были хорошо знакомы, и зрители с нетерпением ждали следующих выступлений.

И тут на площадку выскочили зайцы и принялись прыгать на задних лапах, с шумом хлопая передними по бокам. Закончив один номер, ушастые затеяли чехарду, а потом ещё и колесом катались, чем очень всех развеселили. Звери и птицы вдруг вспомнили, что уже наступила весна, пора радости и пробуждения природы, а там не за горами и благодатное, щедрое лето.

После зайцев настала очередь крупных лесных птиц. Сотни краснобровых глухарей в блестящем чёрно-буром оперении заняли развесистый дуб посреди площадки. Глухарь, сидевший на верхней ветке, напыжился, вытянул шею и издал несколько клокочущих низких звуков: «Тэ-эк-тэ-эк-тэ-эк», – затем закрыл глаза и защёлкал, упиваясь собой:

– Сис-сис-сис! Слышите, как чудесно? Сис-сис-сис!

Птица настолько отдалась пению, что, казалось, уже не видела и не слышала ничего вокруг. К ней присоединились глухари, рассевшиеся на нижних ветках. И вот уже все птицы последовали их примеру и принялись щёлкать, свистеть, токовать, а вскоре их восторг передался и остальным слушателям.

Заворожённо слушая птичьи трели, никто и не заметил, как одна лисица осторожно пробралась на холм, где расположились дикие гуси, и явно со злым умыслом.

Старая гусыня успела заметить врага и загоготала:

– Берегитесь, берегитесь!

Лисица же бросилась на гусыню и схватила за горло, но дикие гуси уже услышали крик предостережения и взмыли в небо, и тогда звери увидели лиса с задушенной гусыней в зубах. Это был Смирре.

Возмущению лесной братии не было предела: даже сородичи осудили Смирре, – и за нарушение мира в день игр лис был приговорён к суровому наказанию – изгнанию с Куллаберга. К тому же в назидание остальным вожак лисьей стаи откусил ему кончик правого уха. Молодые лисы, почуяв кровь, стали злобно бросаться на Смирре, и рыжему разбойнику пришлось удариться в позорное бегство.

Когда все успокоились, а лесные птицы закончили своё выступление, на площадку вышли олени и устроили боевые игры. Несколько пар боролись одновременно, бросаясь друг на друга и ударяясь ветвистыми рогами, – только камни летели из-под их копыт, пар клубился из ноздрей, а из горла вырывался грозный рёв.

Наблюдая за оленьей схваткой, остальные животные наполнялись дерзкой силой, ощущали себя смелыми и энергичными, возродившимися с приходом весны. Хорошо, что схватка оленей вовремя закончилась, не то на площадке завязалась бы отчаянная драка, поскольку и у других животных появилось желание показать свою силу и отвагу.

Разгорячённые олени вернулись на место, и над площадкой пронеслось:

– Теперь черёд журавлей!