Вдруг он вскрикнул и кинулся к выходу, но было уже поздно: дверь хлева захлопнулась, и хозяйка, мать Нильса, закрыла её на крючок. Они оказались в плену.
Между тем Хольгер Нильссон вытащил из ноги лошади острую железяку и, довольный, ласково потрепал животину. В это время в конюшню торопливо вошла мать и сказала взволнованно:
– Иди, отец, посмотри на мою добычу!
– Нет, погоди! Раньше взгляни сюда! Я нашёл, отчего хромала наша лошадь.
– Кажется, счастье опять улыбается нам! – воскликнула женщина. – Представь себе: наш гусак, пропавший весной, видно, летал с дикими гусями, а теперь вернулся, да, похоже, со всем своим семейством. Они все сейчас в загоне, я их там заперла.
– Ну и дела! – удивился Хольгер Нильссон. – А самое главное, мать, мы теперь знаем, что наш мальчик не сбежал из дому, прихватив с собой гусака.
– Твоя правда, отец. Но, боюсь, мне вечером придётся их зарезать. Через два дня ярмарка, и нужно поторопиться, чтобы успеть отвезти их в город на продажу.
– А не жаль тебе его резать? Ведь вернулся же, да не один, а со всем своим выводком, – покачал головой хозяин.
– В другое время не тронула бы, но ведь нам самим придётся переселяться. Где ж гусей-то держать?
– Тоже верно!
– Пойдём, поможешь отнести их в дом.
Они ушли, и через несколько минут мальчик увидел, как отец, прижимая к себе одной рукой Пушинку, а другой – Мартина, вошёл следом за матерью в дом. Гусь, как всегда бывало, когда оказывался в опасности, кричал: «Мальчик-с-пальчик, выручай!» – хотя и не подозревал, что Нильс так близко.
А тот слышал его призыв, но не двигался с места, хотя и не потому, что желал Мартину смерти. Нильс даже не вспомнил, что освободится от колдовства, если гуся зарежут! Причина была в другом. Чтобы спасти гуся, пришлось бы показаться отцу и матери, а этого ему совсем не хотелось. «Им и без того тяжело. К чему же прибавлять новое огорчение?»
Стоило двери дома захлопнуться за Мартином, как мальчик встрепенулся: перебежал через двор, взобрался на дубовую доску перед крыльцом и, войдя в сени, по старой привычке снял деревянные башмаки. Приблизившись к двери, он никак не решался постучаться: было стыдно показаться на глаза отцу и матери.
«Ведь это тебя зовёт Мартин, твой лучший друг!» – подумал он и вспомнил, как они с гусем переживали опасности на замёрзших озёрах, на бурном море, среди хищных зверей. Сердце его переполнилось благодарностью и нежностью; он сделал над собой усилие и постучал в дверь.
Когда отец отворил, Нильс с порога крикнул:
– Матушка, не режьте гуся!
Услышав его голос, Мартин и Пушинка, лежавшие связанными на скамье, вскрикнули от радости. К счастью, они были ещё живы! Кто ещё вскрикнул от радости – так это мать:
– Нет, вы только поглядите, как вырос да похорошел!
Мальчик так и застыл на пороге.
– Слава богу, сынок, ты вернулся! – бросилась к нему мать. – Входи же, входи!
– Здравствуй, Нильс… – только и смог сказать отец.
А мальчик пребывал в полном замешательстве. Он не понимал, почему родителей не удивляет его вид, и только когда мать, обняв, повела его в комнату, Нильс догадался, что колдовские чары спали! Неужели гном снял проклятие, ничего не потребовав взамен?!
– Матушка! Отец! Я снова стал человеком! – не помня себя от радости, закричал мальчик.
На следующее утро Нильс встал до рассвета и в одиночестве отправился на берег моря. Он пытался разбудить Мартина, но белый гусь не пожелал сопровождать его и, засунув голову ещё глубже под крыло, продолжил спать.
День обещал быть ясным и тёплым. Погода стояла такая же хорошая, как и весной, когда дикие гуси прилетели в Сконе. Морская гладь блестела как зеркало. Царила полная тишина, и мальчик не переставал думать о невероятном путешествии, которое ещё предстоит диким гусям.
Он ещё не вполне освоился со своим новым видом и по-прежнему считал себя скорее гномом, чем человеком. Если по пути доводилось увидеть каменный забор, то он боялся идти вперёд из страха, что там подстерегает его хищный зверь. А потом, вспомнив, что теперь он высокий и сильный и может больше никого не опасаться, радовался и смеялся над собой.
Нильс встал на самом краю береговой отмели, чтобы гуси могли его видеть. Это был день великого перелёта, и в воздухе то и дело звучали призывные клики. При мысли, что ни один человек, кроме него, так и не узнает, о чём перекликаются птицы, мальчик усмехнулся. Среди множества других птичьих стай пролетали и дикие гуси.
«Это не мои, если улетают, не простившись со мной!» – думал Нильс. Ему так хотелось рассказать друзьям о том, что произошло, и предстать перед ними человеком.
Одна стая летела быстрее и кричала громче других, и мальчику что-то подсказало, что ведёт её Акка, но твёрдой уверенности не было. Стая замедлила полёт и несколько раз пронеслась над берегом, и Нильс понял, что не ошибся, только не мог понять, почему гуси не опустились, хотя явно его заметили.
Он попытался было подозвать их, но голос не повиновался ему, и окликнуть гусей никак не получалось.
Он слышал, как Акка что-то кричала над его головой, но не понимал её.