Путешествие парижанина вокруг света

Переговоры шли не торопясь, потому что время не имело для обеих сторон никакого значения. Не все ли равно было для них, на сколько протянуть эти переговоры: на два, четыре, восемь, десять дней.

Продавцы здесь имеют милый обычай запрашивать по крайней мере вдесятеро против обычной, нормальной в этих странах ценности каждого предлагаемого на продажу негра.

Покупатель отказывается приобрести его за столь высокую цену и переходит к следующему. Здесь повторяется то же самое: тот же несообразный запрос с одной стороны и отказ с другой. Затем идет новое возлияние водки. Наступает ночь, и все ложатся спать, а назавтра повторяются те же сцены.

Мало-помалу претензии с той и другой стороны понижаются. Дело завершается грандиозной выпивкой. Наконец торг заключен, и Ибрагим становится хозяином всего этого человеческого стада.

Во время торгов невольников ничуть не истязали. Их муки и страдания начнутся лишь с момента прибытия на морское побережье, когда они должны будут покинуть навсегда свою родину и плыть неизвестно куда, загнанные, как экспортный скот, в трюм невольничьего судна.

До этого момента в интересах владельца как можно лучше и бережнее обходиться со своим живым товаром, так как чем в лучшем состоянии прибудет на место его груз, тем прибыльнее он продаст его.

Мы с намерением умолчали о многих подробностях этого унизительного торга, продолжавшегося на этот раз не менее четырех долгих дней, в течение которых несчастные невольники, неподвижно выстроенные в ряд, одолеваемые назойливыми насекомыми, задыхающиеся от жары и сжигаемые палящими лучами солнца, вынуждены были терпеливо ожидать своей участи, зависящей от двух торгующихся негодяев.

Но вот, наконец, невольники перешли в другие руки. Караван должен был тронуться в путь на следующий день. Трудно, да, пожалуй, и незачем описывать читателю радость трех французов, которые чувствовали приближение часа своего освобождения.

Наконец-то они простятся с этими негостеприимными местами, где им грозила столь ужасная смерть!

Полагаясь на слово Ибрагима, они терпеливо ждали своего освобождения, но последний ничего не говорил им об этом с того времени, как доктор, прежде чем приступить к операции, потребовал от него произнести известную клятву. С того времени они были совершенно свободны, и если осиебы не питали к ним особого расположения или дружелюбия, то все же оставили их в покое. А пленники ничего более и не требовали от них.

Покончив со своими делами, работорговец стал более общителен. У него оставался еще незначительный запас всяких товаров, которые должны были пойти на уплату путевых расходов, а дорога обещала быть долгой и трудной.

Но, желая прежде всего доказать европейцам свою признательность и расположение, он приказал разобрать один тюк, где у него находилось превосходное оружие, которое даже и в Европе имело бы несомненно большую ценность, и, подозвав к себе своих новых любимцев, Ибрагим сказал:

— Вот этот английской работы карабин я дарю доктору. Ты — великий тобиб, ты свободен, а свободный человек в Африке не может обойтись без оружия. Ты спас жизнь могущественному абиссинцу, и в память об этом Ибрагим дарит тебе свое собственное оружие.

Затем он обратился к Андре:

— Ты также стал моим другом, так как твоя рука помогала делу тобиба, а Ибрагим никогда не забывает услуги. Пусть это оружие никогда не изменит тебе! — добавил он, вручая молодому французу карабин, ничем не уступающий тому, который только что получил в дар от абиссинца доктор.

Затем, обернувшись к Фрике, несколько удивленному, работорговец проговорил:

— А ты, мальчик, ты будешь славным воином. Ты весел, как птица-пересмешник, и проворен и ловок, как четверорукий человек (он, вероятно, подразумевал гориллу), а потому возьми себе это ружье. Оно твое!

— Черт побери, патрон! Я от него не откажусь! — весело заявил маленький шалун, когда Андре перевел ему слова Ибрагима. — Хотя вы сравниваете меня с обезьяной, но вы это ловко подметили, и я не сержусь. Я принимаю это за комплимент и даже весьма доволен вами. Благодарно за подарок; он мне может очень пригодиться!

Помощник Ибрагима, на ответственности которого находилось все вооружение, снабдил каждого из трех друзей полностью заправленными патронташами и, кроме того, прекраснейшими американскими револьверами с клеймом «Смит и Вессон», бьющими на расстояние сто метров.

Французы были в восхищении от щедрости абиссинца.

Обладать таким превосходным вооружением, а через это и средством самозащиты и возможностью добывать себе пропитание и быть активными членами маленького каравана, отправляющегося в столь дальнее и трудное путешествие, было для них истинной радостью.

Но был некто, взиравший неодобрительно на дармовую раздачу оружия людям, которые только чудом увернулись от вертела. Этот некто был его величество Ра-Ма-Тоо, тот самый, которого Фрике упорно продолжал именовать Бикондо.