Путешествие парижанки в Лхасу (с илл. В.Э.Брагинского)

«Надо зайти к пёнпо!» — слова крестьянина продолжали звучать в моих ушах… Я снова мысленно переживала сцену, последовавшую в Кхаме за подобными речами… свое драматическое путешествие, завершившееся жалким поражением. По всей видимости, меня снова ждала та же участь. В очередной раз все лишения и душевные терзания нескольких месяцев должны были оказаться напрасными.

Я представила, как нас поведут под конвоем к ближайшей границе, через деревни, возбуждая любопытство крестьян… Однако мысль отказаться от игры ни на миг не мелькнула в моей голове. Если, к несчастью, эта попытка снова обречена на провал, я буду пробовать еще раз. Я поклялась не возвращаться на родину до тех пор, пока не добьюсь успеха.

Я была готова побиться об заклад, что выиграю и дойду до Лхасы. Но как и когда, если сегодня мне суждено потерпеть неудачу?..

Прошло полчаса, и я услышала вдали какое-то заунывное пение… Когда звук стал более отчетливым, я узнала голос Йонгдена. Мой сын возвращался, распевая ламаистский литургический гимн. Он возвращался один, с песнями; это означало, что…

Внезапная надежда и даже уверенность засияли в моей душе: нам предстояло продолжить свой путь.

Юный лама приблизился ко мне с лукавой улыбкой; он разжал кулак и показал серебряную монету.

— Мне пожертвовали рупию, — заявил он. — Теперь бежим скорее.

Йонгден узнал во время визита к чиновнику, что тому поручено наблюдать за путешественниками и следить за тем, чтобы никто из них не проник в глубь Тибета по дороге, ведущей на перевал, предварительно не пройдя досмотр и допрос. Мы были готовы поздравить себя с удачей, но на этом происшествия такого рода не кончились. Вскоре наши нервы ждало еще более жестокое испытание.

В то же утро немного выше в горах мы столкнулись с человеком, стремительно спускавшимся по тропе; он сказал нам, что должен приготовить перекладных лошадей для пёнпо из Лхасы, который едет со стороны перевала То.

Эта новость повергла нас в ужас. Дорога была проложена по очень крутому склону, и здесь не было ни единого уголка, где можно было бы спрятаться. Чиновник, которого ждали, должен был увидеть нас обоих, и на сей раз, очевидно, не обошлось бы без расспросов.

Мы провели последующие часы в мучительном беспокойстве, напряженно прислушиваясь, чтобы уловить звуки приближения грозного сановника; мы отчаянно озирались по сторонам, словно ожидая, что какая-то скала или дерево разверзнутся, как в старых сказках, чтобы дать нам приют. Увы! Чуда не произошло. Местные духи, видимо, оставались равнодушными к нашему бедственному положению.

В середине второй половины дня мы внезапно услышали звон колокольчиков: на извилистой тропе, над нашей головой, показался тучный, богато одетый человек; за ним следовали солдаты и слуги, которые вели лошадей. Путешественники спускались с горы пешком.

Сановник остановился, видимо изумленный нашим появлением. Мы с Йонгденом в соответствии с тибетским обычаем поспешно бросились на обочину дороги, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Чиновник двинулся вперед и снова остановился перед нами, окруженный своей свитой.

И тут посыпались традиционные вопросы: откуда мы родом, о нашем путешествии и на другие темы. Когда все было сказано и пересказано, пёнпо застыл на месте, продолжая молча смотреть на нас, и вся свита последовала его примеру.

Мне казалось, что мой мозг пронзают иголками, до того сильным было нервное напряжение. Быть может, эти люди считают нашу внешность и ответы подозрительными? О чем они думают? Вскоре молчание будет нарушено либо произойдет что-то ужасное для нас. Как же это предотвратить?.. А! Я придумала…

Жалобным голосом тибетской нищенки, слегка приглушенным от волнения, которое должно было сойти за благоговение, я попросила подаяние:

— Кушо римпоне, нга тсо ла сёльра нанг рог нанг! (Благородный господин, подайте милостыню, пожалуйста!)

Звук моего голоса отвлек всех от напряженных раздумий. Я физически ощутила, как разрядилась атмосфера. Тибетцы перестали сверлить нас испытующими взглядами, некоторые из них принялись громко смеяться. Добрый чиновник достал из кошелька монету и протянул ее моему спутнику.

— Мать! — воскликнул Йонгден, изображая неописуемую радость. — Смотрите, что дал нам пёнпо!

Я выразила признательность иначе, в соответствии с избранной ролью, пожелав нашему благодетелю — впрочем, весьма искренне — процветания и долгих лет жизни. Он улыбнулся мне; я приободрилась и завершила представление в чисто тибетском духе, показав ему язык, что является одной из самых почтительных форм местного приветствия. Внешне оставаясь серьезной, внутренне я откровенно веселилась.

— Жетсунема![64] — сказал мне Йонгден несколько минут спустя. — Вы не ошибались, уверяя меня в лесах Ха-Карпо, что «нашлете на них сон и заставите видеть миражи». Этот толстый мужчина и его свита наверняка были околдованы.

Стоя возле пирамиды из камней на вершине перевала, мы выразили свою радость, завопив во весь дух: