Путешествие по Карликании и Аль-Джебре

— Самым обыкновенным. Я задумал подсчитать, сколько песчинок может поместиться во Вселенной, если её сплошь заполнить песком — обычным песком, какой бывает на пляже.

— Разве это можно сосчитать? — развёл руками Сева. — Наверное, во Вселенной поместится бесконечно большое число песчинок!

— Нет, нет, вы неправильно выражаетесь! — остановил его древний учёный. — Вы хотите сказать: не бесконечно большое число, а очень большое число. Это совсем разные веши.

— Но ведь Вселенная бесконечно велика! — вступила в спор Таня.

— Вы забываете, — спокойно ответил Архимед, — что мы, древние, представляли себе Вселенную иначе, чем вы. В моё время считали, что в центре Вселенной находится неподвижная Земля, а вокруг неё обращаются Солнце, планеты и все звёзды, прикреплённые к небосводу, как к крышке огромной чаши. Так вот я всё же сосчитал это огромное число песчинок и даже написал по этому поводу сочинение. Я его так и назвал: «Об исчислении песка в сфере неподвижных звёзд». Я бы с удовольствием подарил вам это сочинение со своим автографом, но — увы! — у меня нет под рукой экземпляра. Если вы его где-нибудь достанете, я с удовольствием надпишу.

— Это было бы замечательно! — загорелась Таня. — Я так люблю собирать автографы! У меня уже есть автограф Юрия Гагарина, потом ещё двух киноактёров: Баталова и Самойловой. Но автограф Архимеда!.. — Таня от удовольствия даже зажмурилась.

— Я вижу, что песчинка сама выскочила из вашего глаза, — сказал Архимед, — очень рад… А сейчас прошу меня извинить — у меня дело. Может быть, сегодня мне удастся отыскать наконец точку, которую я так долго ищу.

— Какую точку? — спросил Сева.

— Разумеется, точку опоры. Ведь, если я найду точку опоры, я смогу перевернуть Землю.

— Каким образом?

— С помощью рычага. Когда-то, когда я жил в своём родном городе — Сиракузах, я придумал эту очень простую машину…

Помахав нам на прощанье рукой, Архимед быстро удалился.

А мы пошли дальше.

По дороге мы увидели уже знакомых нам Эратосфена с его знаменитым решетом, и Леверье, занятого очередным вычислением, и Эвклида, и Пифагора…

А вот идут два человека в старинных камзолах. Они о чём-то оживлённо разговаривают. Вот они поравнялись с нами.

— Позвольте представиться, — обратился к нам один из них, с длинными светлыми волосами. — Исаак Ньютон. Из Кембриджа. А это, — он указал на своего собеседника, — Готфрид Вильгельм Лейбниц. Из Лейпцига. Хоть я англичанин, а он немец, мы всю жизнь были друзьями.

— О да! — подтвердил Лейбниц. — Пусть злые языки говорят, что мы соперничали, это неверно. Правда, мы с досточтимым сэром Ньютоном работали над одним общим вопросом, даже ещё не будучи друг с другом знакомы…

— И одновременно решили эту важнейшую проблему!.. — подхватил Ньютон.

— Не скромничайте, уважаемый сэр, — перебил его Лейбниц. — Вы решили эту проблему на семь лет раньше меня…

— Да, но вы, дорогой господин Готфрид, открыли то же вполне самостоятельно, — перебил его, в свою очередь, Ньютон.

— Не будем вдаваться в подробности. Пусть это открытие принадлежит нам обоим, — заключил Лейбниц.

— Досточтимый сэр Ньютон и глубокоуважаемый господин Лейбниц, — обратился к ним Сева, — не будете ли вы столь благосклонны и не сообщите ли нам, что это за открытие вы сделали совместно?

— Позвольте мне, — сказал Ньютон, — ответить на ваш вопрос тоже вопросом. Были ли вы на Зеркальной улице в городе Арабелле?

— Были! — выпалил Сева. — Мы даже на автобусе катались. И видели там и карликов и великанов.

— Так вот, — продолжал английский учёный, — этих-то карликов и великанов изобрели мы с досточтимым Готфридом Лейбницем.

— Сэр Ньютон большой шутник! — усмехнулся Лейбниц. — Никаких карликов и великанов мы не изобретали, а просто-напросто ввели понятие о бесконечно малых и о бесконечно больших величинах…

— И научили людей пользоваться ими, — закончил Ньютон.

Разговор был неожиданно прерван подошедшим к нам полным, розовощёким человеком в шёлковом камзоле, отделанном тончайшими кружевами.

— Провалиться мне на месте, если это не Портос из «Трёх мушкетёров»! — закричал Сева.

— Ты с ума сошёл! — возмутилась Таня. — Откуда в Карликании мушкетёры?

— Нет, нет, я не мушкетёр, — засмеялся незнакомец, — хотя был лично знаком с д’Артаньяном! Я ведь тоже француз. Меня зовут Пьер Ферма́.

— Могу вас заверить, — сказал Ньютон, — что наш дорогой Ферма один из самых любимых и почитаемых учёных в Карликании.

— Это вполне понятно, — добавил Лейбниц, — ведь мсье Ферма один из создателей теории чисел. Если принять во внимание, что Арифметическое государство — это страна чисел, то вам станет понятна огромная популярность мсье Ферма.

Ферма шутливо закрыл руками уши: