Путешествие по пушкинской Москве

По замыслу Матвея Казакова, участок перед парадным въездом в дом московского генерал-губернатора должен был измениться до неузнаваемости, превратившись в одну из первых рукотворных площадей Москвы. Почему первых? Да ведь в нашем городе, в отличие от Петербурга, дороги и переулки проложены как Бог на душу положит. Ну как же здесь образоваться красивым прямоугольным площадям?

Казаков задумал заполнить пространство площади симметрично расположенной галереей с колоннами. По углам должны были находиться помещения для караула – кордегардии, а в центре – большой камин для обогрева во время зимних холодов. Ну и как же без забора, естественного атрибута, олицетворяющего связь народа с властью? Забором планировалось оградить площадь по периметру.

Русско-турецкая война 1787–1791 годов с ее непомерными тратами не позволила полностью осуществиться планам Казакова. Место-то для будущей площади освободили, снеся старые постройки, а вот застроить не успели. И потому почти два десятилетия, до 1812 года, перед домом главнокомандующего был банальный огород.

1812 год послужил самой важной вехой в истории Тверского казенного дома. Московским главнокомандующим в мае 1812-го на место престарелого генерал-фельдмаршала Ивана Васильевича Гудовича был назначен граф Федор Васильевич Ростопчин. По мысли императора Александра I, Ростопчин должен был мобилизовать Москву на помощь армии в случае начала войны с Наполеоном. Но вышло по-иному – Первопрестольная сыграла роль священной жертвы, отданной ради великой цели победы над захватчиком.

Оккупировав Москву в начале сентября 1812 года, незваные гости вели себя в доме московского генерал-губернатора, мягко говоря, некультурно. Поначалу там обосновался маршал Мортье, новый московский генерал-губернатор, «посредственный генерал, но сделавшийся любимцем Наполеона за оказанную им преданность во время адской машины (покушение на Наполеона в 1800-м. – А.В.), когда он был начальником парижского гарнизона», как оценивал его один из соотечественников. Здесь же находился военный комендант города генерал Мийо.

Территорию Москвы французы поделили на двадцать районов с комендантами во главе. Создали они и местный муниципалитет из предателей, а также тех, кто не смог избежать этого под страхом казни. Не остались москвичи и без афишек, к которым так привыкли при Ростопчине, – первое обращение к горожанам появилось уже 2 сентября. В нем горожан призывали, «ничего не страшась, объявлять, где хранится провиант и фураж». А еще один новоявленный чиновник – обер-полицмейстер Лессепс – в своих «Провозглашениях» неоднократно пытался склонить местное население к сотрудничеству с оккупационной властью.

О том, что Тверской казенный дом был вполне пригоден для житья в первые недели оккупации, говорит тот факт, что именно в одном из его помещений жил в это время маленький Саша Герцен со своим отцом – помещиком Иваном Алексеевичем Яковлевым. Дело в том, что Наполеон, озадачившись необходимостью скорейшего заключения перемирия с русским царем, приказал искать в госпиталях и среди пленных какого-нибудь русского офицера из высоких чинов, чтобы использовать его как посредника для переговоров. И вскоре такого человека нашли. Им стал нашедший прибежище не где-нибудь, а на Тверской площади помещик Яковлев с грудным младенцем на руках. Яковлева привели к Наполеону в Кремль, где император обязал его передать Александру I письмо о перемирии (к этому эпизоду мы еще вернемся).

К концу своего пребывания в доме генерал-губернатора оккупанты вовсе распоясались. Словно сорвавшиеся с цепи, французы выломали рамы и двери, употребив их на розжиг печей в доме, коих, как мы помним, было в избытке. Богатые некогда интерьеры «Тверского казенного дома» утонули в сугробах, под высокими сводами Белого зала поселились птицы.

Дом генерал-губернатора Москвы на Тверской улице. С литографии А. Кадоля, первая четверть XIX века

Восстанавливалось здание по проекту архитектора В. Мирошевского. Его проект предусматривал изменение первоначальной безордерной композиции фасада и обработку центрального входа шестипилястровым портиком коринфского ордера. Увенчанный фронтоном портик объединял два верхних этажа. Оконные проемы были заключены в плоские ниши с полукруглыми завершениями (в таком виде фасад сохранился до реконструкции здания в 1945 году.).

Резиденция меняла свое внутреннее убранство почти при каждом новом генерал-губернаторе, перестраивались комнаты и залы, сооружались кабинеты и портретные галереи с изображениями самих хозяев дома. Но основой любого последующего изменения интерьера служил всегда проект из альбома Казакова. Именно в его эпоху была создана галерея залов, восстановить которую много лет спустя пытались его последователи.