Путешествие по России голландца Стрейса

Как лес ни был скучен и печален, нужно было однако ж выбираться из него, что мы и сделали как можно скорее; да очень поздно было, когда мы выехали из него, а в довершение неудобств нам пришлось расположиться на ночлег в самом ничтожном селе. Все в нем было так печально, так ветхо и бедно, что я и теперь еще дрожу, когда вспомню о нем. Так как в хижине, в которой мы поместились, не было ни хлеба, ни вина, ни постели, ни стола, то большая часть наших людей целую ночь курили. В это время случилось довольно забавное приключение. Один из этих людей, найдя свою табачницу опустошеннюю, не знал, с кого за это взыскать, тогда как один из проводников, которому он одолжил ее, скрыл от него топор. Этот последний нашелся, что отвечать. Прежде всего он приписал это Москвитянину, который отшучивался, вместо того чтобы отвечать на то, что другой ему говорил. Первому надоело видеть, что над ним смеются, и он стал горячиться; обвиняемый же, заметив, что он говорит серьезно, отломил кусок своей трубки и бросил ему в лицо, au nez. Обвинитель отплачивает пощечиною, обвиняемый хватает его за ворот. Они валят друг друга на землю и дерутся в течении более четверти часа. Так как их не разнимали, то они сами прекратили (драку), весьма недовольные поведением путешественников. Между тем виновник ссоры соскучился без курения и, забыв о том, что под ним топор, подошел к другому, переставшему курить, с тем чтобы взять его трубку. Тот, кому принадлежал топор, хватает его тотчас же; другой отнимает с намерением оставить его у себя, вместо потерянного табаку. Москвитянин не выпускает добычи. Они борятся, оба падают. Происходит сцена, столь же забавная, как и первая. Один из наших, опасаясь, чтобы от драки те не перешли к чему-нибудь другому, старался отнять у них топор. Так как он употребил для этого много усилия, то один Москвитянин счел своевременным вмешаться, находя несправедливым допускать, чтобы двое били одного; он бросается на последнего (отнимавшего топор), который призывает на помощь других; прибегают и разнимают их; они вновь горячатся, требуя один возвращения топора, другой табаку, снова начинают драться; один из разнимающих получает удар в лицо, отплачивает ударившему его, тот отдает вдвое сильнее; прочие присоединяются, никто не воздерживается, и все дерутся без разбора. Так как принимали участие все, то и не было посредников. Таким образом дрались до утра, которое заставило подумать о другом деле. Без пищи, питья и сна мы, наделенные ударами и синяками, покинули это проклятое село.