Путешествие по России голландца Стрейса

Это буйство, которого большая часть дворян испугалась, не помешала воеводе водворять повсюду порядок. Он положился на бывших в городе Немцев и, в ожидании помощи, которую слали ему из Московского государства, вверил им первые должности, поручил охранять артиллерию и приблизил их к себе. В подобных обстоятельствах он полагал, что иностранцы будут вернее жителей, и безопаснее вверить охрану города им, нежели злонамеренному народу, который искал только случая, чтобы заявить преданность врагу государя. Не смотря на все эти предосторожности, мы думали, что воевода не будет в состоянии рассеять грозу, готовую разразиться над городом. Полчища Разина росли с каждым днем, он одерживал большие победы, и счастье всюду сопровождало его. Каково же было сопротивляться ему? Так как мы полагали, что это невозможно, то умоляли воеводу, желавшего удержать нас, возвратить нам свободу, которою мы пользовались, когда пристали к берегам Астрахани, и принять во внимание то, что мы должны были исполнить другие приказания по службе его царскому величеству. Если бы мы не имели намерения продолжать наше путешествие, то не боялись бы вмешиваться, не сомневаясь в том, что Разин, знавший нас и нашу преданность государю, поступил бы с нами жесточе, нежели с другими. Вот почему мы решили не только оставаться свободными, но даже искать случая удалиться. Хотя в городе было достаточно военных запасов для того, чтобы сопротивляться стотысячному войску, и, как бы ни был силен неприятель, с его стороны было бы безрассудно осаждать его: тем не менее пронесся слух, что он с бесчисленными полчищами приближается очень быстро. По мере того, как слух этот рос, наглость черни усиливалась, что заставляло подозревать тайные сношения одной стороны с другой. Так как воевода и мы были здесь не в безопасности, ибо нам угрожали тем, что мятежники нас первых принесут в жертву своей жестокости: то капитан [202] собрал нас и, объяснив, что мы, вместо того чтобы покинуть город, подвергаемся опасности быть в нем запертыми, распорядился, наконец, чтобы каждый сегодня же, захватив свои лучшие пожитки, возвратился на корабль и был готов к отплытию в Персию. К этому он присовокупил, чтобы мы не замедлили явиться на корабль прежде, нежели запрут городские ворота, так как было решено не ожидать никого, из опасения, чтобы, узнав об этом, не помешали бы нашему отплытию. Хотя времени было мало, но мы с такою радостью уходили из этого города, что успели в точности исполнить распоряжения. В назначенный час было готово, и наши вещи были сданы на руки штурману, pilote. В нашем экипаже были женатые с детьми. Одного звали Корнелий Брак, а другого — Яков Трапен, Jacob Trappen. Впрочем капитан запретил уведомлять их об этом (отъезде), не желая брать их на свое попечение во время такого продолжительного плавания. Но так как я находил, что это запрещение противно чувству любви к ближнему и было бы жестоко предавать своих соотечественников ярости черни, которая не пощадит их, то и уведомил их о полученном приказании и устроил так, что первый из них явился на корабль с женою и ребенком. Что же касается Якова Трапена, то он сказал, что нет у него денег и он не знает, откуда их достать, а потому и не осмелится покуситься на такое предприятие. С выражением такого горя описал он мне свое затруднительное положение, что я весьма пожалел, что не могу дать ему взаймы денег и тем извлечь его из места, в котором он должен был подвергаться величайшему бедствию и ежеминутной опасности погибнуть под развалинами города, или быть убитым чернью, которая со дня на день разъярялась сильнее на воеводу, безнаказанно угрожая ему и даже начиная оскорблять его. К спасению не было никакого средства, в особенности, если бы Разин осадил город; в чем почти уже не сомневались, так как уверяли, что он недалеко, и силы его превосходят всякое вероятие. Таким образом этот бедный человек подвергался ярости бунтовщиков, наглости жителей и ужасам нищеты. Не смотря на все это, надобно было уступить необходимости и положиться на святое Провидение, которому мы и предали его. Оставив его, мы, в числе пятнадцати человек, сели в шлюпку. Так как не являлись наш капитан и двое из экипажа, Бранд и Термунд, то мы ждали их до того, что боялись очутиться в беде.