Для удобства в ловле рыбы, вколачивают на реке множество кольев, которые образуют весьма большой треугольник, в котором рыба, раз попавши, не может двинуться ни назад, ни вперед, ни даже повернуться на таком маленьком пространстве, длиною обыкновенно от двадцати пяти до двадцати шести футов. Когда она попадется, рыболовы убивают ее острогою, a coups de javelots, и приготовляют икру из вынутых яичек. Рыболовы ценят только эти яйца, весящие иногда триста или четыреста фунтов. Что касается рыбы, то до того не дорожат ею, что только изредка солят ее. Да если и делают это, то лишь для отправки в Московию, где ее покупает простой народ. Торговля здесь икрою не уступает торговле маслом в Голландии. Масла Москвитяне не едят в течении поста, когда употребляют икру на всевозможные приправы, почему ее съедается в страшном количестве.
В этом месте Татары остановили нас, говоря, будто не смеют провожать далее, опасаясь встречи с своими единоплеменниками, которые не простили бы им оказанной нам услуги. Они уверяли, что плывя по прямому направлению от этих кольев, не крейсируя, мы непременно найдем устье реки. Когда мы дали им условленную плату, они при этом выразили опасение, чтобы стрельцы в караульне, les soldats d’un corps-de-garde, нарочно поставленной на этом месте, не помешали нам пройти. Сие последнее известие причинило нам крайнее беспокойство, так как мы не предвидели этого препятствия; но какая бы опасность нас ни ждала, мы решили пройти или, защищаясь, погибнуть.
С такою решимостью мы продолжали наш путь по очень узкому пространству, так как течение реки у обоих ее берегов было занято вышеупомянутыми кольями. В конце пути (по реке) мы увидели небольшое укрепление, о котором говорили Татары, но к счастью в нем не было тогда стрельцов, soldats. Таким образом прошли мы благополучнее, нежели думали. За опасностью следовали хлопоты об отыскания хлеба, которого каждый из нас ел не более двух унций в день: так его немного было у нас. С этой целью мы направили судно к рыболовам, жившим вблизи и передали им, в какой были крайности. Но это так мало тронуло их, что мы, после неоднократных настоятельных просьб, возвратились с таким успехом, как будто и не говорили им об этом.
14-го вышли в море в том месте, где Волга впадает в него несколькими рукавами, образующими множество островов, окруженных тростником, исключая Четырех-Бугров, который окружен цепью скал. На одном утесе мы увидели хижинку, которую Разин приказал выстроить для того, чтобы подстерегать проезжих. И вот, как только его соумышленники замечали (на море) какие-нибудь суда, то гнались за ними и грабили. Отсюда до гор Черкесов мы плыли на глубине двух или трех сажен [205]
. У одних птиц на этом берегу длинный клюв, напоминающий ложку, у других он похож на пеликаний. На некотором расстоянии от берега мы встречали тростник вышиною с самые большие деревья. Между ним и берегом глубина была такая, как в открытом море: вот почему это место защищено от ветра, сила которого ослабляется тростником. Это служит для путешественников спасением во время бури, так как, останавливаясь немного выше этого места, они могут быть в безопасности, а по окончании грозы выйти оттуда, двигаясь с помощью каната, к которому привязан их якорь. По крайней мере мы были весьма довольны, поступив таким образом, когда близ этого места были застигнуты бурею, от которой без сомнения погибли бы, если бы не прибегли к этому средству. До входа на это место двое человек не успевали ведрами выкачивать воду, заливавшую судно. Эта непогода продолжалась до пяти часов утра. Лишь только она миновала, мы направились к Югу-четверть-Юго-Западу, au Sud quart a l’Ouest, а ветер дул юго-восточный. Я попробовал в этом месте воду, полагая, что она солона, какою в сущности и должна быть; а между тем она была пресная и очень хорошая для питья не только на мой вкус, но и на вкус всего экипажа, который пил ее несколько раз, при чем каждый находил, что нисколько не солона. Мы измерили также высоту и нашли, что были под 22°4′ северной широты, de la bande du Sud.