Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю

Ходынцы — по русским источникам XVII и начала XVIII столетий жили в непосредственном соседстве с чуванцами, по Б. Анюю, Омолояу и Анадырю. Некоторые исследователи считали их, аналогично чуванцам, особым племенем, другие частью юкагиров, третьи отождествляли ходынцев с чуванцами. Врангель вспоминает о ходынцах только в исторической главе своего труда [50]. Отсутствие — при большой наблюдательности автора — какого-либо упоминания о них в описании самого путешествия позволяет сделать вывод, что уже в 20-х годах XIX столетия ходынцев не было ни на Омолоне, ни на Анюе.

Омоки — занимали в XVII столетии, по сообщениям русских источников, обширные территории по Яне, Индигирке, Алазее. Об этом же свидетельствуют многочисленные остатки древних поселений и предания, сохранившиеся у юкагиров. Литература насчитывает несколько мнений и относительно омоков. Одно из них [Трифонов, 101] признает их самостоятельным племенем, отличным от юкагиров; другое [Аргентов, 5, 8; Геденштром, 37; Иохельсон, 52, 56] считает юкагиров; потомками, остатками исчезнувших омоков; третье [участник экспедиции Врангеля доктор Кибер, 61] находит, что омоки являлись подразделением юкагиров.

Врангель и Матюшкин неоднократно упоминают об омоках (136, 212, 217–218, 241, 276, 310), отмечают их былую многочисленность и высказывают предположение, что омоки были в свое время оседлыми рыболовами-охотниками.

Уже в период экспедиции Врангеля омоки считались вымершим или исчезнувшим племенем. Это общераспространенное до настоящего времени мнение было подкреплено, уже после революции, такими авторитетами в области этнографии крайнего востока, как Богораз и Иохельсон [см., в частности, их малообоснованную полемику с Плотниковым в 1925 году, 84]. Между тем внимательное ознакомление с источниками, особенно советскими, позволяет усумниться в приведенном утверждении. Чуванец Г. Дьячков, автор исключительно ценного описания о своем родном Анадырском крае [40], сообщал в 1889–1890 гг., что анадырские юкагиры являются в действительности колымскими (омолонскими и анюйскими) омоками, перебравшимися с Колымы на Анадырь и значительно уменьшившимися в своей численности. Следующее, косвенное, правда, сообщение об омоках приводят административные источники бывш. Якутской губернии, указывающие, что некоторые роды юкагиров бывш. Колымского уезда назывались омотскими или омокскими [95]. И, наконец, на съезд малых народностей Севера, созванный в Якутске в 1927 году, явился представитель омоков Е. К. Катаев. Из сообщения его известному якутскому историку и этнографу Г. А. Попову видно, что омоки, живущие в количестве 500 человек в нижнем и среднем течении Алазеи, сами называют себя этим именем и считают себя отдельным народом от соседей — юкагиров, ламутов, тунгусов и чукчей. Занимаются они оленеводством, охотой и рыболовством и ведут кочевой образ жизни. Опубликованный Поповым [86] опрос Катаева содержит много весьма интересных этнографических сведений об омоках. Трудно, конечно, предположить, что появившиеся на арене советской жизни алазейские омоки являются действительно потомками загадочного племени XVII столетия. Вызывает, по ряду соображений, сомнение в своем автохтонном происхождении самое самоназвание «омоки». Небезинтересно и то обстоятельство, что русские старожилы-кодымчане сообщают, что термином «омук» (якутское «омук» — племя, иноплеменник, юкагирское «омо», «омок» — род, племя) принято называть на Колыме и тунгусов, и ламутов, и юкагиров, кочующих в северо-западных тундрах, от Колымы до Алазеи. Налицо, однако, перед советским исследователем факт существования весьма интересной и значительной (по северным масштабам) этнографической группы, подлежащей, конечно, дальнейшему изучению.