Путешествие по Советской Армении

«Целую историческую эпоху, важный период истории дают „Раны Армении“… Армянский народ… устремив взор на Запад, молил о помощи то одну, то другую европейскую христианскую державу. Вековой опыт, ход истории и течение времени показали, что эти надежды и упования надо возлагать на Россию… Поистине восточная политика могущественной России и надежды многострадального армянского народа соответствовали друг другу… Со взятием Еревана к России присоединился армянский народ, находящийся по эту сторону Масиса, и с того дня в жизни и в истории армянского народа открылась новая эпоха. Осуществились вековые чаяния кавказских армян…»

«„Раны Армении“ — это и вопль патриота, исполненный скорби и стенаний, и национальная эпопея, дышащая силой и гордостью, и панегирик облагодетельствованного и спасенного, полный слез радости, благодарственных возгласов и благословений… И в этом секрет того, что она у нас считается священной книгой» [71].

Хотя Абовян не пишет о том, как труден был ему его подвиг, но сейчас, изучая в Литературном музее Армянской Академии наук в Ереване рукопись его романа, мы как бы присутствуем при рождении литературного армянского языка, ашхарабара, который вовсе не вышел готовым из-под пера писателя, — Абовян трудился над ним, тщательно отшлифовывал его, выбирая слова, приспособляя и развивая синтаксис.

Но самое главное, решающее, великое значение этой книги было в найденном Абовяном основном ее человеческом содержании, том простом, первом, что двигает людскою историей, составляет нерв жизни и отдельного человека и целого народа. Абовян нашел не «побочную» тему, не случайный материал, не голую выдумку, хотя бы и остроумную, нет, — но по примеру тех русских книг, где он читал «о любви, о дружбе, о привязанности к отчизне, о смерти, о борьбе», армянский писатель нашел основную тему — тему о родине, о борьбе за свободу народного развития. И он понял, что создание родной литературы невозможно без правды, без реального знания родной жизни, и прежде чем засесть писать, он «начал обдумывать все, что с детства слыхал и видел», то есть действительный опыт жизни.

Роман Абовяна имел огромнейшее значение для армян. Он указал реалистический путь развития всей новой армянской литературе. Аштаракский писатель Перч Прошьян рассказывает, как однажды, когда он, молодым человеком, промокнув от дождя, постучался в Тбилиси к своему земляку, тот положил перед ним только что изданный томик «Ран Армении» (он вышел из печати уже после смерти Абовяна). Прошьян погрузился в чтение и с первых строк испытал настоящее потрясение.

«И чего только не происходило со мной! Хорошо, что хозяин дома ушел и при мне никого не было, а то стоило бы меня связать и отправить в дом сумасшедших»,—

рассказывает он в своих воспоминаниях. А когда хозяин вошел в комнату, он обрушился на него: «Скажи, что это? Что делает с нами Абовянц?»[72] И тут же захотел продолжить дело, начатое Абовяном.

«Купил я в магазине бумаги и чернил, на пять копеек хлеба взял в пекарне и на целый день заперся в своей комнате. Превратив свое колено в стол, писал. Писал я „Сое и Вартитер“».

Аштаракская повесть Перча Прошьяна до сих пор служит в своем роде энциклопедией деревенских армянских обычаев Аштарака. Он тоже не выдумывал. Под влиянием Абовяна он брал жизнь, реальную жизнь, какой она была вокруг него.