Тогда ее бывший муж, главная ошибка ее жизни, жестоко избил ее. Причина для ссоры была глупая, детская, они кричали друг на друга, размахивали руками, оскорбляли, и вдруг Виктор схватил ее за волосы и стал бить головой об стенку. Когда Жанна была почти без сознания, он вдруг опомнился, закрыл руками лицо и выбежал из комнаты. Потом он долго умолял о прощении, но вернуть ничего было невозможно. Уже больше никогда Жанна не смогла довериться мужчине. Сколько было впоследствии ухажеров, друзей, поклонников, но память об озверевшем лице Виктора не позволяла ей даже задуматься о новом браке. Вся ее личная жизнь свелась к переживанию за подруг, обсуждению, а иногда и осуждению их личной жизни.
Когда Яна поделилась с ней своим счастьем, она очень расстроилась. На глазах рушилось две семьи. Валерка бросал двух дочек, Яна оставляла двух сыновей без отца. «На чужом несчастье своего счастья не построишь», – шипела Жанна на кухне. Высказать свое мнение подруге не решилась, да и дружба сошла на нет потихоньку. Но с другими товарками, под чаек, Жанна еще долго обсуждала горькую историю разбитых семей.
Жанна почти успокоилась, ясно увидев, что на протяжении всей своей многострадальной жизни столько раз оказывалась жертвой чужого непонимания, злобы, развращенности, что если и были в той жизни ошибки, то искупила она их с лихвой. И когда Жанна уже совсем настроилась на благоприятный исход последнего суда, из открывшейся двери вышла ее мать.
– Мама… как? Разве ты тоже… – бросилась женщина к матери, но секретарь мягким жестом отстранила ее и прижала к губам палец.
И тут Жанна увидела над головой у матери горящее слово «ссылка».
Она повернулась к секретарше с немым вопросом в глазах, но та только улыбнулась и кивнула на открывающуюся вновь дверь. Из нее выходил бывший муж. С опущенными в пол, измученными, воспаленными, заплаканными глазами и приговором «прощен».
Жанна, потрясенная, снова обратилась взглядом к невозмутимой полупрозрачной женщине, но та, и теперь приложив палец к губам, указала ей глазами на дверь… из которой со счастливой улыбкой на спокойном лице выходила Яна. Приговор над ее рыжими кудрями выглядел короной. Он гласил «чиста».
И в тот момент, когда Жанна была уже готова взорваться потоком вопросов, несогласия и возмущения, серебристая секретарша жестом позвала ее в сторону и своим удивительным низким голосом начала объяснения:
– Твоя мама находится в реанимации. Ее душа вызвана на последний суд. Ее время уже пришло, но она за свои 75 лет не поняла одной очень важной вещи. Мама – это дом. А дом – это место, где тебя примут любой: правой и неправой, чистой и грязной, счастливой и в горе. Она не научилась принимать и сослана обратно в свое тело на два дополнительных года, чтобы, приняв вынужденную заботу, осознать, как важна поддержка близких.
Твой муж был тяжело виноват перед тобой. Но помнишь, он просил у тебя прощение трижды. В первый раз – просто испугавшись собственной ярости. Во второй раз – осознав, что теряет тебя. А в третий раз он просил у тебя прощение, когда вернуть было уже ничего нельзя. Просил, окончательно раскаявшись: прости, дорогая. Но духовный закон гласит: если виновный попросил прощение искренне три раза и не прощен, то его вина переходит на непростившего.
Твоя подруга совершила страшную ошибку, разрушив две семьи. Но семьи, где партнеры готовы строить свое счастье, не распадаются. Оба партнера в тех семьях были не готовы. Из вновь созданной семьи Яна смогла построить настоящий Дом, полный любви и понимания, тепла и счастливых детских голосов. За это ей не только прощены ее ошибки, но и присвоено высокое звание «чистой». А ее бывшему мужу и бывшей сопернице дан дополнительный шанс на счастье. И это тоже заслуга ее любви и терпения. А вся тяжесть ее проступка не пропала зря, она перешла на тех, кто осуждал ее и злословил, умноженная на количество людей, кому была рассказана эта история.
Жанна ошеломленно молчала. Вся картина ее жизни, в которой она отвела себе роль жертвы, потерпевшей от несправедливости окружающих, рушилась на глазах. Уже совсем по-другому видела она свое отношение к старухе-матери, к бывшему мужу и ко всем мужчинам, безвинно расплачивавшимся за его грех… или ее непрощение… к легкомысленной подруге, создавшей на ее глазах счастливую семью, пока она упивалась своими страданиями.
Голос секретарши прозвучал как набат.
– Жанна! Жанна! Жааажаааажаааажаааа, – выплывая из морока полуденного сна, услышала она жужжание будильника на телефоне.
Первая мысль обожгла счастьем: «Сон, сон! Жива!», но сон запомнился как никогда явно, до подробностей, до ощущений. Горло все еще сжимал ужас перед звуком открывающейся кожаной двери. В глазах еще жил золотистый луч света, зазывающий войти внутрь таинственного кабинета. Было страшно подойти к зеркалу, казалось, у отражения нимбом над головой засветится приговор.
Телефонный звонок вывел ее из состояния недояви.