Путешествие по Средней Азии

(теперь оно совсем исчезло), иранский тип является более преобладающим, чем

в других районах. За узбеками следуют калмыки и китайцы: первые из них либо

воины, либо номады, вторые - купцы и ремесленники, они встречаются только в

главных городах, да и то в малом числе. Наконец, мы должны упомянуть дунган

или дёнгенов, рассеян-ных по всей территории от Или до Камула. По

национальности это китайцы, а по религии - мусульмане^208 , все они

принадлежат к толку шафиитов. (В суннизме существуют четыре мазхаба

(религиозно-правовые школы) ханафиты, шафииты, маликиты и ханбалиты. Все

четыре одинаково чтимы, и отдать предпочтение одной из них считается

грехом.) Дунгане, или дёнгены, означает на китайско-татарском диалекте

"обращенные" (османо-турецкое donne - "ренегат"), и, как утверждают, эти

китайцы, насчитывающие до миллиона человек, были обращены в ислам во времена

Тимура одним арабским искателем приключений, будто бы прибывшим с упомянутым

завоевателем из Дамаска в Среднюю Азию и бродившим по Китайской Татарии под

видом чудотворца и святого. Дунгане отличаются большим фанатизмом и

не-навистью к своим соплеменникам немусульманской веры; хотя они образуют

далекий восточный форпост ислама, они каждый год отправляют множество хаджи

в Мекку.

Что касается общего характера народа, то китайские татары показались

мне честными, незлобливыми и до того простодуш-ными, что это граничит с

глупостью. Сравнение их с жителями других городов Средней Азии напоминает

сопоставление бухар-ца с лондонцем и парижанином. Меня часто забавляло, как

необычайно скромны были желания моих спутников и с каким восторгом они

говорили о своей бедной родине.* *Им пред-ставляются слишком роскошными и

расточительными не только Рум и Персия, но и Бухара, и, хотя ими управляет

народ, отличающийся от них по языку и религии, они все же пред-почитают свое

правительство, власти трех мусульманских ханств. Впрочем, у них нет причин

быть недовольными ки-тайцами. По достижении пятнадцатилетнего возраста

каждый из них, за исключением ходжи (потомков пророка) и мулл, платит

ежегодный подушный налог в 5 тенге (3 франка 75 сантимов). Солдат вербуют, а

не берут насильно, при этом мусульманские *[285] *полки имеют

преимущественное право образовывать отдельный корпус, и, за исключением

мелочей, касающихся внешнего вида, им не чинят ни малейших препятствий в

соблюдении их религии. Высшим чиновникам в этом отношении приходится хуже,

они должны носить соответствующую их чину одежду, длинные усы и косу, но что

самое ужасное - по праздникам присутствовать в пагоде и перед раскрытым

портретом императора, выражая свое поклонение, трижды касаться лбом пола.

("Седже", как это называется в исламе, разрешается только перед Богом, во

всех других случаях считается идолопоклонством) Мусульмане заверяли, что их

высокопоставленные соотечественники в таком случае держат тайком между

пальцами бумажку, на которой написано "Мекка", и благодаря этой хитрости

коленопреклоне-ние совершается не в честь небесного императора, а в честь

священного города.

Что касается общественных отношений, то легко можно представить себе,

как уживаются друг с другом китайцы и му-сульмане, настроенные

сепаратистски. Дружеские отношения не-возможны, но я заметил, что не

существует и особой вражды. Китайцы, составляющие меньшинство, никогда не

дают почувст-вовать, что они господствующая нация, и особой

беспристраст-ностью отличается начальство. Поразительно, что китайцы не

одобряют перехода в свою религию, поэтому не приходится удивляться, что они

с особой тщательностью следят за тем, чтобы мусульмане исполняли свой

религиозный долг, и строго наказывают нерадивых. Если мусульманин не

молится, китайцы обычно говорят ему: "Как ты неблагодарен. У нас несколько

сотен богов, и мы удовлетворяем их всех, ты же утверждаешь, что у тебя

только один бог, и то ты не можешь помолиться ему". Даже муллы, как я не раз

имел возможность убедиться, восхва-ляют любовь китайских чиновников к

справедливости, несмотря на то что они обычно ведут беспощадные речи против

их религии. Татары не устают хвалить искусство и ловкость своих властителей,

и если они начинают разговор о могуществе чонг-кафиров (великих неверных,

т.е. собственно китайцев), то он не имеет конца. (О взятии Пекина

англо-французской армией им, впрочем, было известно. Когда я спросил Хаджи

Билала, как же это согласуется с китайским всемогущест-вом, он ответил, что

френги хитростью сначала одурманили всех жителей Пекина опиумом, а потом,

конечно, легко смогли войти в спящий город.)

Странно, конечно, что повсюду, от западных до самых от-даленных

восточных границ, я слышал, как последователи исла-ма, будь то турки, арабы,

персы, татары или узбеки; порицали и высмеивали свои собственные недостатки,

зато хвалили и воз-величивали добродетели и заслуги немусульманских народов.