Путешествие по Святой Земле в 1835 году

Через час от Накура начинается подъем на Белый мыс – Бурджуль-Абиад, так называемый по причине белизны его известковых скал, далеко видных с моря и с земли, так как и мыс Накур. Белый мыс есть знаменитая Лествица Тирская (Scala Tyriorum). При подъеме на эти скалы заметны остатки древней мостовой. Лествицею Тирскою называют дорогу, высеченную с большим трудом в скалах Белого мыса, на самом краю моря, которое беспрестанно его осаждает. На этих отвесных высотах дорога защищена со стороны моря парапетом и в иных местах идет уступами; она имеет сажени полторы в ширину, а длину ее мы проехали в 20 минут. Здешние жители приписывают все необыкновенное Соломону; по их словам, этот путь принадлежит его времени; но и тогда должно отнести этот труд Гираму, царю Тирскому. По общему мнению, путь этот проложен при Александре Великом. Одно место этого дефилея, самое высокое и грозное, называют Бабуль-Могур (врата пещер), и рассказывают, как один знаменитый арабский наездник, преследуемый врагами, низвергся с отвесной высоты в море.

Отсюда открывается великолепный вид всего берега тирского, который образован полукругом. Тир представляется как остров. Здесь берег довольно плоск; издали горизонт обрисован хребтами невысоких гор, из-за которых видна одинокая громада Эрмона, блестящая снегом. Здесь называют эту гору Джебель-Санин (то есть острая гора).

Через полчаса от Тирской Лествицы мы проехали по древнему мосту чрез высохшее русло речки. Берег становится песчан, и вскоре представляется значительное местечко Расуль-Айн, то есть глава или ключ источника. Тут находятся весьма замечательные колодези времен библейских; они в числе пяти, восьмиугольного и квадратного образования, и соединены водопроводами, которые направлены в разные стороны. Три колодезя существуют и теперь в полном действии; они очень глубоки, и вода в них бьет очень быстро. Говорят, что доселе неизвестно место, откуда совокупляются сюда эти источники. Стены колодезей составлены из мелких камней, смешанных с морским песком. Эта мастика так крепка, как цельный камень; они возвышены аршин на пять от земли, и что удивительно, вода доходит до самых краев бассейнов и даже переливается через край. Глубину их трудно измерить, и она не определена; из этого некоторые заключают, что едва ли не финикийцы изобрели колодези, называемые теперь артезианскими. В этом месте был ключ водной системы, распространенной на все окрестности Тира; теперь еще видны аркады водопроводов, направленных в Тир, на бывший остров и на твердую землю. Расуль-Айн представляет веселое убежище среди роскошной зелени, под тенью развесистых дерев. Здесь, весьма вероятно, находился Пале-Тир (Palae Tyrus), или Старый Тир; здесь был лагерь Александра Великого[192]. Нынешнее правительство устраивает теперь в Расуль-Айне большую бумагопрядильную фабрику.

Расуль-Айн отстоит от Тира на расстоянии получаса; и по свидетельству Страбона, Пале-Тир отстоит от Тира на 30 стадий, или около 4 с половиною верст, и так это расстояние верно.

Тир является в библейском ужасе запустения. Он едва касается земли узким песчаным перешейком. Свирепое море осаждает его и старается сбить с последних оснований! В грозном реве волн, страшно наваливающихся на него, мне как будто слышалось: «Он моя добыча!» Со стороны твердой земли засыпающий его песок как бы отталкивает его в бездну… Это зрелище так меня поразило, что я, не въезжая в город, сошел на песчаный берег и сел под самый раскат морских волн. Орошаемый их брызгами, я долго глядел то на бунтующее море, то на сквозные развалины стен тирских.

Тир сохранил у арабов свое библейское имя Сор или Сур; оно, по его могуществу, сделалось именем всей земли Сирии или Сории. Я въехал в Тир через песчаный перешеек, который не существовал прежде; это насыпь, которую сделал Александр Македонский при взятии Тира после многотрудной осады. В город въезжают через башенные ворота, при которых есть гарнизонная стража. Мы остановились в доме одного грека, знакомого моему Якубу. Окна моей комнаты были обращены к берегу твердой земли, на внутреннюю гавань. Вдали высился снежный Эрмон, а передо мною тянулись по морю перерываемые обвалами стены и башни внутренней гавани. По ее развалинам были раскинуты рыбачьи сети возле причаленных и полупотопленных лодок. Не умолкло раздающееся в веках слово пророческое: «Сия глаголет Адонаи Господь: Се аз на тя, Сор! и приведу на тя языки многи, яко же восходит море волнами своими. И обвалят стены Сора, и разорят столпы твоя, и развею прах его из него, и дам его в гладок камень. Сушение мрежей будет среде моря, яко Аз глаголах, – глаголет Адонаи Господь» (Иез 26:3–6).