Путешествие по Святой Земле в 1835 году

«И воста Давид оттуду, и седе во узинах Енгадды».

(1 Цар 24:1)

Мы оставили берега Мертвого моря в 8 часов утра, направясь к пустыне Св. Саввы. Через час мы достигли подошвы гор. Поднявшись на первую высоту, мы проезжали по узкой отдельной скале, образованной как мост; внизу в глубоком ущелье видно русло иссохшего потока, который должен быть поток Кедрский, хотя мой драгоман говорил, что это другой, текущий зимою от самого Назарета; не знаю, на чем он основывает рассказ свой. Несколько вооруженных бедуинов, укрывающихся от рекрутства, показывались как привидения на темях гор. Топот наших лошадей далеко вторился по излучинам гор и призывал их на добычу, но вид кавасов паши скоро их рассеивал. Вправо от нашего пути заметна была одна из гор, увенчанная сантонским памятником. Мусульмане воображают, будто здесь погребен Моисей, не переходивший Иордана. В этом месте находится, как сказывают, слой камня черноватого цвета, который горит, как смола, и имеет противный запах, его можно тесать и употреблять на строение, как лаву. Скоро за сим начинается большая нагорная равнина; в конце ее видны на крутой горе развалины (мы доехали до этой горы через три часа и три четверти от Мертвого моря). Там был некогда монастырь, очень многолюдный; он разрушен Хозроем, и 14 тысяч братий были здесь умерщвлены; говорят, что кости их видны еще поныне на вершине. Арабы рассказывают, что эти кости, будучи несколько раз уносимы поклонниками, появлялись опять на своих местах.

Отсюда начинаются грозные и тесные ущелья, ведущие к пустынной обители Св. Саввы. Был полдень; разженные скалы дышали на нас как из печи. На отвесных высотах этих скал видел я тот род скоростелей, о которых упоминается в Библии и которыми питались израильтяне в пустыне; эти птицы теперь редко встречаются: они очень малы, долгошеи и бегают по скользким стенам скал, как по земле; цвет их коричневый; вот что я мог разглядеть[89]. Мы не могли по ним стрелять, потому что наши ружья были заряжены пулями.

Мы погружались более и более в ущелья и въехали наконец почти в непроходимый дефилей. И мы, и лошади были изнурены; здесь скалы состояли из белого меловатого кряжа, отражение солнца было ослепительно для глаз; тут же мы нашли обширную пещеру и возле нее высеченный в скале четверосторонний ров, вероятно для дождевой воды. Эта пещера, где после обитали отшельники, принадлежит Ветхому Завету; в ней укрывался Давид во узинах или дефилеях Энгадди; сюда же был завлечен Саул, и здесь Давид, имея во власти жизнь Цареву, не хотел по сердцу и по долгу посягнуть на Помазанника Божия, но отрезал только полу от его одежды. Здесь же совершилось их примирение. Эта знаменитая пещера укрыла и нас под своею сенью. По кратком отдохновении мы продолжали путь.

Отсюда по труднейшим горным стезям, на которых лошади наши беспрестанно обрывались, мы спустились наконец в долину, называемую в простонародии монаший базар. В первые века христианства, когда эти дебри были населены многочисленными отшельниками, эта долина была в положенные дни их сборным местом. Мы поднялись отсюда опять на горы; тут открывается ужасное ущелье, называемое Расуль-Уади; это не что иное, как русло потока Кедрского. Вскоре, обогнув скалу, является пустынная обитель Св. Саввы.

С первого взгляда здания этой обители составляют одно целое с дикою горою, из которой они образованы, – по одинаковому цвету камней. Четыресторонняя башня венчает темя главной скалы; другая башня, подобная ей, – ниже. Обитель обнесена высокими стенами; прочие здания, с плоскими террасами, сходят уступами в дикое ущелье. Здесь увидел я впервые на одном куполе утешительное знамение креста, – оно укрыто пустынею! Единственный вход находится всегда под крепким затвором, по причине частых набегов бедуинов. Никого из братии не было видно на стенах; мой передовой наездник подал сигнал пистолетным выстрелом; тогда один из отшельников появился на высоте башни и звоном колокола известил обитель о прибытии странников. В обители были предупреждены о моем прибытии, чрез иерусалимскую братию. Меня встретил настоятель и препроводил прямо в главную церковь, где я отслушал молебен. Иконостас и стены украшены очень древним византийским письмом. Все очень ветхо и бедно; несколько древних греческих рукописей, церковных учителей, расставлены тут же по полкам, но большая часть их находится в келье, смежной с церковью. – Из церкви мы прошли в паперть или притвор, где в кругу братии я был угощаем кофеем, пока для меня приготовляли комнату. Я не ожидал в таком грозном уединении найти спокойный приют, украшенный кругом широкими диванами; это была для меня истинная нега после утомительного пути, но зато эта комната, определенная для одних путешественников, есть единственная роскошь строгой обители.