Алексей посмотрел, как веселая компания рассаживается по машинам, пошел на второй этаж и вдруг почувствовал, как все вокруг закружилось. В глазах потемнело, он опустился на холодную мраморную ступеньку лестницы, и очень вовремя, иначе бы упал. Посидел какое-то время, чувствуя испарину на лбу и на спине.
– Вам плохо? – прозвучал над ним тонкий голосок.
– Все нормально, – ответил Верещагин, пытаясь подняться, – просто голова немного закружилась.
– Я помогу вам, – сказала девушка, легкой рукой обхватывая его талию.
Вдвоем они дошли до дверей, пересекли гостиную, а на пороге спальни Верещагин отстранился:
– Дальше я сам.
Он хотел поблагодарить девушку, но, посмотрев на нее, оторопел:
– Лариса?
Это была та самая, похожая на девочку-подростка студентка, с которой Леша познакомился в конце зимы, когда на нее напали трое бритоголовых отморозков. Помнится, подвез еще ее тогда до общежития и даже предлагал ей работу в своей фирме.
– Здравствуйте, – кивнула девушка. – Вот и встретились… А я и не надеялась.
– Как ты тут оказалась? Ты в этом доме… Он не знал, как спросить, «служишь» или «прислуживаешь», а потому сказал: – Ты здесь работаешь, Лариса?
– Я здесь живу. И теперь меня зовут Шарофат. Отдыхайте.
Больше ничего Алексей не успел спросить – тоненькая фигура выскользнула за дверь.
Верещагин добрался до ложа, опустился на него, думая, что немного полежит и придет в себя, но сразу как будто в яму провалился. А сон приснился какой-то нелепый, будто бы идет по вагонам нескончаемого поезда. Проходит плацкартные, набитые людьми, как в городском автобусе в часы пик. В прокуренных тамбурах тоже народу много, все о чем-то говорят, но слов не разобрать, обрывки разговоров ветер выбрасывает за разбитые стекла дверей. Потом начинаются купейные вагоны. Алексей раздвигает двери, заглядывает в одно купе, другое, третье… Везде незнакомые лица, а кого он ищет, и сам понять не может. Бросив взгляд в очередное и уже закрыв дверь, вдруг возвращается и снова осматривает купе. Так и есть, там сидит Регина и, отвернувшись к окну, старательно делает вид, будто не замечает его. Потом начинает что-то искать в сумочке.
– Здравствуйте, Алексей Васильевич, – говорит расположившийся напротив нее следователь Лаптев. – Вы надолго к нам?
– Я вообще-то домой еду, – отвечает Верещагин, не понимая, как оказался в поезде и почему жена не хочет узнавать его.
– А где ваш дом? – улыбается следователь.
Вопрос повергает Алексея в смятение. Растерявшись, он не может ответить, потому что дом – не просто строение со стенами и крышей, а семья, жена, дети, любовь и преданность, а у него ничего этого нет и, возможно, не будет никогда. Дом там, где любимые люди и любимая земля. А жить можно и в бараке…
Почему ему вспомнился барак? И где теперь те люди, похожие на зомби? Живы ли или были уже мертвы, когда он видел их раньше? А когда это было? Было ли вообще? И кто он сам?
Верещагин начинает пятиться и выглядывает в коридор. По вагону идут люди в форме. Регина с интересом рассматривает что-то, пролетающее за окном…
– А вот вашей жене я ничем помочь не могу, – говорит следователь Лаптев и разводит руками. – Увы, здесь юрисдикция другого государства.
Верещагин смотрит на свои руки и на себя. Костюм на нем уже не белый, а весь в грязи и в угольной пыли и вообще похож не на обноски даже, а на лохмотья. Но это никак не волнует: есть только тревога за Регину. Алексей зовет жену по имени, пытается обратить на себя ее внимание, трясет ее за руку, но та продолжает разглядывать пролетающую за окном пустынную степь…
Он открыл глаза и увидел, что лежит в темноте. Пока Алексей спал, наступил вечер. Было тихо и в спальне, и во всем доме. Вероятно, Регина и Юнус с друзьями еще не вернулись из своего сафари.
Верещагин отправился в душ. Долго стоял под холодными струями, чтобы прийти в себя окончательно: сегодняшнее утро и половина дня, тяжелый сон – все перемешалось в голове, и с трудом можно было понять, где явь, а где бред затуманенного жарой сознания. Наконец, почувствовав себя лучше, он покинул ванную комнату, подошел к черному китайскому столику-бару и достал из него бутылку минералки. Направился к двери гостиной, увидел, что створка закрыта неплотно, протянул руку, чтобы захлопнуть ее, и услышал шаги – кто-то приближался к его комнате. Шаги были тяжелые и быстрые.
– А с этим что делать? – спросил мужской голос.
– С этим пока ничего, пусть дрыхнет. Ты лучше стариком займись…
Двое прошли мимо, и последним, что услышал Верещагин, была фраза:
– Надоело ждать!
Ее произнес Юнус. Произнес раздраженно и зло.
Алексей удивился: Бачиев предупреждал, что его сына порой заносит, но о чем он сейчас говорил? И с кем, с Джафаром или Рахимом, с кем-то другим?
Быстро одевшись, Верещагин подошел к окну и открыл его. И сразу услышал смех жены. Потом мужской голос что-то сказал, и Регина громко ответила:
– Я уж думала, конец мне: вылетаю на гребень, смотрю, а передо мной – обрыв.
– Мы тебе сигналили, – напомнил тот же голос.