Путешествие по всему миру на «Буссоли» и «Астролябии»

Россия почти не понесла издержек, расширяя свои владения. Купцы снаряжают суда в Охотске, где это обходится очень дорого. У этих кораблей длиной сорок пять — пятьдесят футов, напоминающих наши тендеры, всего одна мачта. Их команда состоит из сорока — пятидесяти человек, которые скорее охотники, чем моряки. Корабли отбывают из Охотска в июне, проходят обычно между мысом Лопатка и первым из Курильских островов и направляются на восток, посещая различные острова в течение трех-четырех лет, пока не купят у туземцев или не добудут сами достаточное количество шкур морской выдры, чтобы вернуть средства, затраченные на экспедицию, и принести хотя бы стопроцентную прибыль судовладельцам.

Россия еще не основала ни одной колонии восточнее Камчатки. Каждое судно для зимовки строит временное поселение на берегу, и когда покидает его, то либо уничтожает, либо передает другому кораблю соотечественников.

Охотский губернатор строго приказал капитанам этих кораблей принуждать всех островитян, посещаемых ими, к признанию власти России. Он даже приписал к каждому судну своего рода таможенного чиновника, который уполномочен налагать и взимать подать в пользу короны. Мне сообщили, что из Охотска в ближайшее время должен отправиться миссионер, чтобы проповедовать христианскую веру среди покоренных народов и, в некотором смысле, вознаградить их духовными благами за ту дань, которую наложили на них русские единственно по праву более сильных.

Как известно, в Кяхте на российско-китайской границе меха продаются с очень большой выгодой. Однако лишь после публикации труда Кокса в Европе узнали о важности этого товара, объем импорта и экспорта которого достигает почти восемнадцати миллионов ливров в год.

Меня заверили, что в этом году на восток от Камчатки отправили для добычи пушнины двадцать пять судов с экипажами общей численностью около тысячи человек, как камчадалов, так и русских с казаками. Эти корабли должны рассеяться между заливом Кука на Аляске и островом Беринга недалеко от Камчатки: продолжительный опыт научил русских, что морская выдра редко встречается севернее 60° широты. Этим обстоятельством определяется курс всех экспедиций за пушниной: они идут к полуострову Аляска или еще дальше на восток, но никогда не входят в Берингов пролив, прохождению которого неизменно мешают вечные льды.

На обратном пути эти корабли иногда делают остановку в Авачинской бухте, однако они всегда возвращаются потом в Охотск — резиденцию судовладельцев и купцов, ведущих прямую торговлю с китайцами на границе двух империй.

Поскольку вход в Авачинскую бухту свободен ото льда в любое время года, русские мореплаватели приходят туда на зимовку, когда не успевают вернуться в Охотск до конца сентября. По мудрейшему постановлению российской императрицы, мореплавание в Охотском море запрещено после этого срока, когда начинается время штормов и ураганов, которые очень часто вызывали кораблекрушения в этом море.

В Авачинской бухте лед никогда не простирается дальше трехсот-четырехсот туазов от берега, и зимой ветра с суши часто уносят лед, преграждающий устья рек Паратунка и Авача, в которых тогда становится осуществима навигация.

Зима на Камчатке, как правило, менее сурова, чем в Петербурге и нескольких других провинциях Российской империи, поэтому русские часто говорят о Камчатке, как французы — о Провансе. Однако снега, окружавшие нас уже 20 сентября, иней, каждое утро покрывавший землю, и травы, столь же поблекшие, как в окрестностях Парижа в январе, — все указывало, что суровость зимы была бы невыносима для жителей юга Европы.

Впрочем, мы, в некотором смысле, были менее чувствительны к холоду, чем обитатели Петропавловского острога, — как русские, так и камчадалы! Они были одеты в плотные шубы, и внутри их изб, где печи всегда горели, поддерживалась температура от 28 до 30 градусов выше точки замерзания воды. Мы не могли дышать в такой духоте, и поручик был вынужден открывать окна, когда мы приходили к нему в гости. Этот народ приучил себя к крайностям. Широко известен их обычай, как в европейской, так и азиатской части России, париться в бане, выходить оттуда в поту и затем кататься в снегу.

В Петропавловском остроге есть две общественные бани, куда я входил, прежде чем там разожгли огонь. Они состоят из одной очень низкой комнаты, посреди которой располагается печь, сложенная сухой каменной кладкой[203] и растапливаемая так же, как и пекарские печи. Вдоль стен идут скамьи амфитеатром для желающих париться, так что жар становится больше или меньше в зависимости от того, расположился ли человек выше или ниже. Когда печной свод накаляется докрасна, на него льют воду, которая мгновенно превращается в пар, вызывающий обильное потоотделение.