Путешествие Руфи. Предыстория «Унесенных ветром» Маргарет Митчелл

Поскольку Филипп Робийяр был холостяком и вёл соответствующий образ жизни, рождественский бал Робийяры устраивали у Пьера и Луизы, и, учтя возможные осложнения для хозяйки дома, Филипп не стал приглашать своих друзей-индейцев. В качестве компенсации он пристроился у чаши с пуншем, пока не накачается в лёжку для транспортировки домой. Не дойдя ещё до такого состояния, он со своим новым другом капитаном Форнье обсуждал несправедливое обращение с индейцами маскоджи и эдисто и добродетели французских плантаторов из Сан-Доминго. Несправедливости подробно разобрали, выразили сожаление и подняли тост за их забвение.

Последний из строителей нового особняка уехал четыре дня назад, их сменили слуги, пустившие в ход метлы, швабры и щётки. Пьер с Луизой и дочерью Кларой провели в новом доме всего две ночи.

Луиза истово гордилась им, Пьер же лишь задавался вопросом, так же ли смелы молодые английские архитекторы у себя на родине.

В традиционных саваннских домах-шкатулках в гостиных и смежных комнатах часто открывали двери так, чтобы создать для танцев беспрерывное пространство. А в доме Робийяра эти комнаты отделяли друг от друга центральный зал и лестница, откуда музыкантов было слышно, но не видно. В результате гости разделились на отдельные группы. Танцующие, члены Общества трезвенников и старики оккупировали гостиную, а те, что помоложе и без особых связей в обществе, плюс сильно пьющие, расположились в более уединённой задней комнате, где розовые пологи и раскрашенные купидончики должны были служить для удовольствия дам, вкушающих послеобеденный чай. Несмотря на сильные разногласия с архитектором, Луиза в честь сезона оформила арочное окно остролистом и развесила повсюду омелу. Это нарушение так оскорбило молодого англичанина, что он рассорился с заказчиком и, топнув ногой, выпалил:

– Я здесь больше не работаю. И ни за что не отвечаю!

Луиза считала, что присутствие архитектора украсит его творение, а высокий уровень его работы поднимет и престиж хозяйки. Поэтому она поспешно дала обратный ход, что было для неё нехарактерно; слуги убрали нежелательные украшения, а Неемию отправили за англичанином.

Но, увы, Неемия вернулся ни с чем.

– Он не хочет приходить, миссас. Этот человек напился и говорит чего-то.

– Что?

– Он говорит, что вы с массой Робийяром, вы «филистимляне», – озадаченно сообщил Неемия. – Филистимляне, это те, что в Библии?

В отсутствие Украшения вечера, Таланта, одарённого богатым воображением архитектора Луиза велела развесить веночки и омелу на место, а подругам сказала, что отпустила юнца погулять.

Но праздник шёл своим чередом и без него. Свечи весело горели в подсвечниках и канделябрах, отражаясь в настенных зеркалах и трюмо, и их огоньки плясали на хрустальном ободе чаши для пунша. С пуншем вечер начался вполне благопристойно, но после того, как немало весельчаков добавили в него содержимое своих фляг, праздник стал походить на еретическую вакханалию.

Бизнес братьев О’Хара по перевозке грузов пошёл в гору, и они присоединили к своему делу ещё торговлю упряжью, подержанными экипажами, прошлогодним сеном и грязным овсом по сходным ценам.

– Выгодное местечко, – говорил Джеймс О’Хара всякому, кто хотел его слушать.

До этого О’Хара напомнил капитану Форнье, что они прибыли на одном корабле, намекая, что у них равные возможности в Новом Свете, а теперь, смотрите-ка, какой прогресс. И О’Хара гордо оттянул большими пальцами свои широкие подтяжки.

Огюстен ответил ему по-французски.

О’Хара, ухмыляясь, по-гэлльски обозвал его дураком.

Когда объявили новомодный танец котильон, О’Хара вместе с другими мужчинами отошли от чаши, чтобы найти себе пару.

– Французский танец, – заметил Огюстен, вновь наполняя бокал.

– В отличие от американцев, – сказал Филипп, – мы, французы, всегда обращались с индейцами справедливо.

– А мы, плантаторы, всегда были добры к своим неграм! И вот как дорого французы расплачиваются за свой идеализм.

Что бы ни означали эти слова, Филипп с Огюстеном чокнулись бокалами в честь последней сентенции.

Музыканты надели лучшие из нарядов, отданные им хозяевами. Они изо всех сил улыбались, и шерстяная шапочка, лежавшая перед ними, готова была принять любые монетки, которые пожелали бы пожертвовать белые.

Из дальней гостиной вышел Неемия с подносом, угрожающе переполненным грязными бокалами.

– Там ещё больше, детка, – сказал он Руфи. – Захвати сколько сможешь, да смотри, ничего не разбей.

– Я тут не служанка, – возразила Руфь, сложив руки на груди.

– Деточка, ты слишком мала, чтобы знать, как мало у тебя прав.

В большей проходной комнате выстроились квадраты котильона, и самые смелые саваннцы – со смехом и извинениями – выполняли непривычные па.

Пьер Робийяр подошёл к Соланж с каким-то молодым человеком.