Путешествие с дикими гусями (СИ)

- А ты у нас добрая мамочка, да? – Ухмыльнулся Ян и сгреб меня за подбородок, заставляя задрать голову. – Может, ты ему сказочки на ночь рассказываешь? Или колыбельные поешь?

Кира хихикнул, а Саша, все еще державший нас обоих за шкирятник, вставил свои пять копеек:

- Нет, он малышу соску дает пососать, - и зачмокал, втягивая щеки. Вот пидарас!

- В общем так, - у Яна на морде появилось задумчивое выражение, которое очень мне не понравилось. – Посидишь пока в подвале, остынешь. И если тебя хоть кто-нибудь даже близко от Шурика увидит – не по работе, конечно, - то знаешь, - его пальцы отпустили мой подбородок и грубо впились в пах, - я из тебя быстро девочку сделаю. В полном смысле этого слова.

В погреб вела шаткая стальная лесенка. Перед тем, как спуститься, Саша заставил меня раздеться догола. Внутри были только бетонный пол, пустые железные полки и слабый запах мочи. По ходу, кто-то из бывших сидельцев не дотерпел до освобождения. Люк наверху закрылся, и глаза затопила полная темнота. Я заметил еще в самом начале, что под потолком болталась лампочка, но зажигалась она, видимо, снаружи. По крайней мере, я не смог нигде нащупать выключателя.

В первое время меня согревала злость: на стукача, которому тоже полагалось быть здесь, и еще больше, чем мне. На Яна. Да даже на бедного Ссыкуна. Ведь если бы не он, ничего этого со мной бы не случилось! Хули он вообще ко мне полез?! Я метался в темном мешке, натыкаясь на ребра полок и ступенек, пока совсем не выдохся. Вот тогда-то ко мне и подобрался холод.

Стоял сентябрь, погода была мягкая. Но сюда, под землю, не заглядывало солнце, которое могло бы согреть бетонное нутро. Я не мог различить даже собственных рук, хоть и чувствовал их ледяное прикосновение к собственной коже. Казалось, без света я исчезаю. Истончаюсь, не чувствуя собственных границ. Я сел на корточки и обхватил себя руками, чувствуя, как с каждой минутой из тела выходит тепло, а с ним и жизнь. Меня трясло, так что я стукался спиной о металлический край чего-то, невидимого в темноте, но мне было уже все равно.

Самое жуткое, что я не знал, когда меня выпустят. Вдруг Яну взбредет в голову продержать меня тут весь день? Вдруг он обо мне вообще забудет? Что, если я окочурюсь в холоде и темноте, и мой труп просто прикопают в саду, как отчим когда-то зарыл в парке моего щенка? И будут из меня расти помидоры. А может, тело просто оставят здесь? В назидание провинившимся. Тут такой колотун, что оно не сразу начнет гнить.

В общем, когда люк над моей головой наконец распахнулся, и глаза резанул острый, как нож, свет, я был готов. На все, лишь бы только выйти отсюда.

- О, похоже Денис-пенис дошел до кондиции, - раздался сверху голос Саши. Сквозь слезы я видел его расплывчато – сидящий на корточках темный силуэт. – Ну что, хочешь, чтобы я тебя выпустил?

Я проквакал что-то утвердительное, поднимаясь на дрожащих ногах.

- Значит, хочешь. Только вот это хозяину решать, котеночек. Думаю, пора тебе снова с ним потолковать.

По пути наверх я споткнулся и чуть не расквасил себе нос – ноги почти потеряли чувствительность. Потянулся за валявшейся на полу одеждой, но Саша меня остановил:

- А вот это еще рано.

«Блин, что теперь-то?» - Чуть не взвыл я, плетясь за охранником.

Мы зашли в зал, и дыхание у меня перехватило от дурного предчувствия. Перед рассевшимся на диване Яном стоял Шурик: заплаканный, с красным опухшим лицом. На меня мальчишка даже не посмотрел – уставился в пол, теребя подол великоватой футболки.

- Ну как, остыл? – хозяин окинул меня оценивающим взглядом. – Или еще с кем-нибудь пободаться хочешь?

Я только мотнул головой.

- Вот и хорошо. Ты мне тут, кстати, идейку одну подкинул для пятничного шоу, - Ян кивнул на Шурика и кинул в рот горсть соленых орешков – на столике рядом стояла вазочка. Ссыкун хлюпнул носом. Я непонимающе перевел глаза с него на хозяина.

- Из вас хорошая пара получится. Для номера, - Ян захрустел орешками. – Репетировать вы уже начали, хоть и без разрешения. Остается продолжить.

- Под нашим чутким руководством, конечно, - хихикнул Саша.

Если раньше мне было холодно снаружи, то теперь мороз продрал изнутри.

- Я это... я же сказал, мы ничего не делали! – Мне казалось, я кричу, а получался какой-то беспомощный хрип. – Шурик вообще не виноват! Он же маленький. Я бы никогда... Я не буду...

- Не буду?!

От рева Яна Ссыкун вздрогнул и вжал голову в плечи. Я испугался, что он описается прямо тут, на свеженавощеном паркете.

- Может, тебе назад в подвал захотелось, а?! – орал литовец, плюясь орешками. – Это я быстро могу устроить. Только на этот раз ты до самого вечера там просидишь. Или нет, у меня есть мысль получше! Что если мы твоего пупсика туда засунем? – Он ткнул пальцем в Шурика, у которого от ужаса по лицу катились крупные прозрачные слезы. – А?! Кажется, ты сказал, он один спать боится? Вот и поспит там в темноте и с крысами. Саша, давай!

Лысый шагнул к мальчишке. Шурик отшатнулся, повернулся ко мне и умоляюще заглянул в глаза.

- Пожалуйста, Денис, - прошептал он. – Пожалуйста, - и опустился на колени.