Путешествие с дикими гусями (СИ)

Студент со стоном закатил глаза:

- Денис, ты вообще слышишь, что я говорю? Тебе не надо ничего мне отдавать. Ты ничего мне не должен, понял? Это мы, все мы кругом тебе должны. Система, общество, обыватели... А-а, - он махнул рукой, видя, что я хлопаю на него непонимающими глазами. – В общем, запомни: ты ребенок. Я взрослый. Я о тебе забочусь. А ты меня слушаешься. Все просто. Да?

Я почесал переносицу:

- А я всегда должен тебя слушаться?

Он усмехнулся и встрепал мои волосы:

- В разумных пределах. Окей?

Я пожал его протянутую руку, скрепляя наш договор.

Меня уже не удивило, когда, зайдя в магазин под большими красными буквами «H&M», мы отправились прямиком в подростковый отдел. Казалось, я вернулся на несколько лет назад и хожу по вещевому рынку с мамой, чтобы купить новые штаны, рубашку, не важно. Разница была в том, что мама никогда не спрашивала меня, какие именно джинсы хотел бы заиметь я. Главное, чтобы они были немаркими, прочными и – самое главное – дешевыми. Ну и желательно на пару размеров больше, чем нужно – а то ведь я расту, как сорняк. И еще – если бы ма накупила сразу такую гору шмотья, то остаток месяца нам бы пришлось питаться макаронами, даже без кетчупа.

Я искренне пытался доказать Нику, что больше пары сменных трусов и одной футболки мне не нужно – их же можно постирать сразу. И что мой свитер, может, и великоват, но он очень теплый и удобный.

- Ага, и висит на тебе, как шкура на шарпее, - отозвался Ник, вытаскивая из середины штатива зачётную кофту на молнии и с капюшоном. – Вроде вот это впору должно быть. Нравится?

- Да, но это лишнее, – пытался отбиться я.

- Вот и прекрасно, - Ник решительно навьючил на меня кофту. – И ничего лишнего тут нету. Пойми, я в принципе тоже за комфорт, и мне плевать, какой там ярлык на одежде. Но на рождество мы идем к родителям моей девушки. А они очень консервативные. Ну, старой закалки. Папа наверняка выйдет к столу в костюме с галстуком, мама – в своем лучшем платье. А тут явимся мы с тобой, как два...

- Обсоса? – помог ему я.

- Вот именно, - кивнул Ник. – Это будет неуважительно, понимаешь?

Я вывалил тряпки на прилавок возле кассы и круглыми глазами смотрел на зеленые цифры, вспыхивающие на электронном табло.

- А ты уверен, - нерешительно спросил я, - что мне можно с тобой? Ну, ведь меня же не приглашали. И вообще... – я взмахнул рукой. Как объяснить, что чувствуешь себя как-то не вписывающимся в семейные рождественские традиции?

- Конечно, можно, - твердо заявил Ник, тыча мне в руки мешок с обновками. – Ты же мой подопечный. Сам подумай: не оставлю же я тебя одного, да еще в праздник? Так меня быстро опекунства лишат, - он подмигнул и потащил меня к выходу.

Покупки мы загрузили в багажник, где я заметил несколько красиво упакованных коробок: ленточки, бантики, все дела. Блин, а что мне-то с подарками делать? Все будут что-то друг другу дарить, а я? У меня-то ничего нет! И бабок нет! Буду сидеть, жрать нахаляву. Правда, как обсос.

Настроение у меня резко упало, но Нику я ничего не сказал. Он и так уже столько для меня сделал! Я же не сволочь, чтобы его и дальше своими проблемами грузить.

Почти всю дорогу до Эсбьерга студент расписывал предстоящий праздник у будущих тестя и тещи. Оба были поляками и рождество справляли по католической традиции: двенадцать постных блюд на ужин, а мясное только после первой звезды. И чем увлеченнее Ник рассказывал о польских традициях и ожидающем нас апофигее желудка и души, тем муторнее мне становилось. Я, конечно, радостно поддакивал, изображая щенячий восторг, а сам представлял себе такую картину.

Вот папа Кжиштоф сидит за столом, весь прямой, будто палку проглотил, в черном, как на похоронах, костюме и галстуке-бабочке. Рядом мама Агнешка, тоже вся в черном, но со скромными блестками, а дряблая шея обернута жемчугами. Дочка Магда напротив, счастливая до тошноты, в бальном платье, белых перчатках и почему-то фате. Сам стол огромный, потому что на нем должны поместиться все двенадцать гребаных блюд плюс лишний прибор для почивших предков. В центре –подсвечник, тоже огромный, на двенадцать длинных свечей.

И вот тут начинается мой позор. Сначала я закапываю борщом белоснежную скатерть с вензелями, которая досталась будущей теще еще от пра-пра-пра-бабушки – какой-то там графини. Потом я давлюсь рыбной косточкой. Ник, натянуто улыбаясь, стучит меня по спине. Косточка вылетает – и снайперски ныряет в вырез Магдиного платья. Я облегченно рыгаю, свечи гаснут от воздушной волны, женщины визжат в темноте. Наконец кто-то находит зажигалку. Косточку удаляют, за столом снова воцаряются покой и семейный уют. И тут наступает очередь есть кутью.

Ну, про мое отношение к кашам я уже рассказывал. И после пребывания у цыган лучше оно не стало. Я чувствую, как к горлу стремительно подступает гадкий комок. Бормочу извинения и несусь в туалет. Рву дверь на себя, залетаю... и облевываю блистающую чистотой ванную, включая кошачий лоток и сидящего в нем хозяйского перса.